Выбрать главу

Зафиксировать телекинезом, и лупануть промеж глаз, отправляя в нокаут — это было эпично.

Долго смотреть на борьбу не стал. Мы с Рифом проскочили хозяйственные постройки, оставив за спиной поле боя, и вышли на край степного простора.

Противник уже удалился метров на триста, но, разве ж это дистанция?

— Ты слева, я справа, — распределил я цели, и дал команду: — огонь!

А затем был контроль. Ни один не ушёл.

* * *

Возвращались мы бегом. Времени мало, а надо ещё проверить, выжил ли Евстафий.

— Гусар, в бетонку, Гвоздь, эвакуируй гражданских в автобус, Пруха за руль, — раздавал я приказы на полном ходу.

— Понял тебя Тур, приступаем! — отчитался Анджей.

— Кхм, — раздалось в эфире кряхтение Деда.

Я как раз поравнялся с загоном, и видел, как он закончил с быками, и, слепив при помощи внутренней силы подобие ограды из валявшихся на земле огрызков метала, заделал дыру. Тут же находился и Ерастов. Он устало привалился к опорному столбу, сидя на земле — отдыхал от труда и обороны.

— Тур — это я, — одними губами прошептал на бегу Деду, тыча в себя пальцем.

— Тут выживший, нужна помощь! — и без связи уже слышу Мишин крик.

К остаткам бетонной пристройки мы с Дедом подбежали одновременно, Рифкат и Ерастов отстали буквально на пару метров. Дед с ходу разметал в стороны крупные обломки, обнажив тела четверых мужчин. Покорёженные боем тела, хочу заметить. Двое из них еще дышали. Дядька Евстафий, и не знакомый мне парень, лет двадцати. Остальные, тоже молодые, были мертвы.

Миша тут же кинулся оказывать первую помощь, что-то вколол, наложил жгуты, принялся перевязывать, а мы стояли и ждали его команды.

— Состояние тяжелое, надо в больницу! — вынес Гусар свой вердикт. — Я их не вытащу.

— До города далеко? — спросил Ерастов у меня.

— К нам домой их везти надо, — Дед обернулся к полуразрушенным хозпостройкам, что-то выискивая взглядом. — Ростик, в гараже должен быть антиграв, выводи его. Негоже дочкам видеть отца в таком состоянии.

Это да. Евстафий Степаныч напоминал разобранного робота, а не человека. Надеюсь, он продержится, сколько потребуется.

— Может, лучше в больницу? — услышал я Ерастова, по пути к гаражу.

— К кому ты его там повезёшь? Аннелиса в отпуске.

— Точно, — как дядя Саша хлопнул себя по лбу, я видел уже через лобовое стекло.

— Да и оборудование у нас лучше, две медкапсулы есть.

Мы успели вовремя. На двух антигравах, в одном семья дедова друга, в другом я с бойцами и ранеными. Я старался пилотировать осторожно, но при этом выжимал из пикапа всё, что возможно. Было не то, чтобы страшно — волнительно. Теперь я понимаю, что значит фраза «промедление смерти подобно». Прочувствовал всем своим нутром.

Дома, вопреки ожиданиям, суеты не было. Только увидев окровавленные тела, матушка сразу же взяла командование в свои руки. Даже Дед беспрекословно выполнял её распоряжения.

Мы перенесли раненых в мою старую комнату, срочно превращённую в операционную, и остались стоять перед закрывшейся дверью. Мама взяла себе в помощь Лиру, Ладу и Мишу — всех наших медиков. И если со всеми понятно, то по поводу сестры я удивился, но отец просветил, что она закончила в этом году сестринские курсы. Даже шестой класс получила, так что крови не боится, и простейшие поручения вроде: принеси, подай, ей по плечу. А вот Белка, к сожалению, ещё не определилась со своим будущим, но, какие её годы, думаю, в следующем году и она пойдёт по материнским стопам. А сейчас, Белослава тоже пыталась помочь, занимаясь вместе с Жданом размещением спасённых.

К слову о гражданских. Кроме родичей Степаныча, в погребе прятались ещё две девушки, жёны пастухов, что с семьями жили у Евстафия. Одна из них, беременная, потеряла своего мужа, другая же, вся в слезах, сейчас стояла перед дверью, прижавшись к супруге Стахея.

Любовь Вадимовна, приятная, тёмноволосая, обычно весёлая, дородная женщина, поглаживала девушку по голове. Успокаивала, шепча что-то утешительное, хотя, по её лицу видел, она сама в шоке, и переживает за своего мужа, но именно присутствие молодой работницы не давало ей расклеиться окончательно.

— Люба, — Дед нарушил затянувшееся молчание, разбавленное всхлипами рыданий, — шли бы вы по комнатам, дети там одни совсем.