— Зато, Вы, можете помочь сейчас, Николай Петрович, и стыд уйдёт, — ай да Лира, ай да молодец, не зря каждый день они разыгрывали с Серафимом и дядей Сашей множество вариантов разговора. — Раксы еще не предъявили права на мои владения, ведь я жива, и не подписывала капитуляцию, а полгода еще не прошло.
— Почти прошли, через четыре недели всё имущество перейдет им по праву удержания, — не согласился с ней толстяк.
— Это уйма времени, Николай Петрович. Но решиться всё должно здесь и сейчас, — Лира наклонила голову, и решительно посмотрела в глаза председателю. — Подтверждение моей легитимности через другие инстанции будет дольше, а потом через суд придётся оспаривать эти недели. Ведь я пришла и обратилась в палату, а вы….
— Что за день сегодня, а? — толстяк повёл головой влево, сильнее оттягивая ворот, и дёргано рассмеялся. — Лира, пожалей старика, в память о твоём отце! — как же мне хотелось вставить своё слово, но нельзя. Долбанные сословные правила, а я ещё не муж! — Я же тебя с младенчества знаю, не хочу тебе зла, и не хочу….
— Ссориться с Раксами, я понимаю. А если я Вам намекну, что этот род в системе не задержится, а все мои владения через месяц будут распроданы на местном аукционе?
А вот и главная наживка сегодняшнего разговора — личная выгода. Если он сейчас её заглотнёт, то сделает всё, даже сохранит в тайне наш приезд. Блин! Как же права была любимая: местные аристократы трусливы и предсказуемы! Только и умеют, что интриговать, да предавать. На их фоне, даже Ярик достоин уважения. Не могу себе представить этого холеного толстяка не то, что в бою, даже просто с винтовкой в руках. Так, всё, пью чай, ем пирожное. А действительно вкусно! Главное не забывать стучать ложкой громче, пузан от этого дергается.
— Вы разыгрываете меня, Иллирика Данактовна? — председатель весь подобрался и испытующе посмотрел на Лиру.
— Нет.
— Но как⁈ — столько мучений от непонимания было в его голосе, что я поёжился.
— У каждого рода свои секреты, — произнесла Лира с многозначительным видом, и добавила, — и свои союзники.
— Я….
— Я здесь, это главное! — толстяк аж вздрогнул от неожиданности. Так что оставьте догадки, Николай Петрович.
Председатель несколько мгновений помедлил, а потом засуетился.
— Сейчас, Иллирика Данактовна, сейчас.
Он нажал что-то на сенсорной панели:
— Галя! Да что б его, не работает. Сейчас, Иллирика Данактовна, сейчас!
Он просеменил в приемную, чтобы дать указания секретарше, и спустя минуту вернулся.
— Ну и бойцы у Вас, — обратился он ко мне. — По виду сущие демоны. Армейские?
— Благодарю, — вместо меня сухо ответила Лира.
Через десять минут мы покинули кабинет гостеприимного хозяина с нужными бумагами на руках. Любимая прижималась ко мне. Она дрожала, и еле переставляла ноги. Тяжело ей дались переговоры, тяжело.
— Всё получилось? — не удержался от вопроса Серафим.
Я кивнул, а Лира добавила:
— Прав был папа, после Юдиных выберут самого удобного, даже я смогла слепить из него то, что надо.
— Так и запишем, мягкий, как г… кхм, глина — сдержался казак, а Лира захихикала.
— А у вас? Всё спокойно было, пока мы общались? — обратился я к Апостолову.
— Да что могло случиться? — махнул рукой он, — какой-то дворянин бородатый пытался пробиться к председателю, права начал качать, меня толкать вздумал, так я ему в глаз дал, и спать уложил под стол секретарше.
А я думал, чего она такая бледная была, когда мы уходили.
— Какой герб был? — поинтересовалась Лира.
— Рыбина с трезубцем, не Раксы, не переживай, девочка.
— Михайла Фролыч это был, Рыбаков, — Лира хихикнула, — забавный дядька, дважды ко мне сватался.
— Мы ничего в приёмной не забыли? — я на ходу повернул голову к Серафиму.
— Хорошо его приложил, — ухмыльнулся казак, а любимая еще раз хихикнула, и сильнее прильнула ко мне. — Ему должно понравиться.
— А если нет? — влез в разговор Гвоздь, контролируя нижний пролет лестницы.
— Пусть на дуэль меня вызовет, — пожал плечами Апостолов.
Лира рассмеялась звонко, взахлёб, а мы поняли — Рыбакову точно понравится.
На тридцатом этаже мы ненадолго задержались. Заскочили в апартаменты графов Юдиных. Целый пентхаус, под самой крышей.
Лира забрала какие-то документы из спрятанного в стене сейфа, а затем окинула грустным взглядом покрытую пылью, но всё еще шикарную, огромную гостиную.
— Август здесь жил, когда ссорился с отцом, — всхлипнула любимая, и я крепче её обнял, слова были бы лишними. — Папа в такие моменты не приезжал сюда, говорил, что брату надо остыть и образумиться.