Лиф не ответил. Он бы многое отдал за возможность высказаться, но знал, что это бесполезно. Озруну нелегко давался этот разговор. Лиф чувствовал и понимал, что Озрун давно готовился к нему. Рассказом о корабле Лиф лишь дал ему повод осуществить свое намерение.
Помолчав, Лиф встал и, с трудом стараясь сохранить самообладание, спросил:
— Могу я идти? Пора… коров гнать на пастбище.
Озрун серьезно посмотрел на него.
— Подумай над моими словами. Если ты захочешь снова со мной поговорить, подходи в любое время.
Лиф резко отвернулся, схватил плащ и бросился вон из дома. Когда он вывел из стойл скот и погнал его вверх по холму на пастбища, то заметил, как по его щекам катятся слезы и застывают на ледяном ветру.
Глава вторая
БУРЯ
Миновал полдень. Лиф все еще был на пастбище, хотя он знал, что оставаться здесь необязательно: скотина никуда не убежала бы, а хищников, наносивших стадам ощутимый урон летом, в зимнюю пору здесь не было. С первым снегом волки откочевывали на юг, а остальные хищники, включая медведей, не заходили так далеко на север. Зима была слишком долгой и холодной, чтобы они смогли найти себе достаточно пропитания, а лето — слишком коротким, чтобы из-за этого стоило уходить из плодородных южных лесов. Суровый климат, часто приносивший страдания жителям севера Мидгарда, защищал их стада.
Да, совсем необязательно сидеть здесь на пне, обхватив руками колени, и наблюдать, как животные роют копытами снег в поисках жухлой травы. На дворе, как это всегда бывает осенью, ждала работа. Скоро начнутся зимние бури, и маленький хутор на недели, а то и на месяцы окажется отрезанным от внешнего мира. Поэтому сейчас были дороги каждые рабочие руки. Но вернуться Лиф не мог. Особенно после всего, что произошло.
Озрун это тоже понимал. Лиф не раз видел отца на дворе и иногда замечал, как тот глядел в его сторону. В рыжем меховом плаще мальчик отчетливо выделялся на фоне заснеженного леса, но Озрун не подходил к нему, чтобы побранить, и даже ни разу не махнул рукой. Лиф ощутил чувство горячей благодарности к отцу, когда понял, что Мьёльн и Свен не приближались к нему вовсе не случайно: наверняка Озрун запретил им это.
Отец сказал мало, но его слова сильно расстроили Лифа. Мальчик прекрасно знал, что его мечты не имеют ничего общего с действительностью. Он еще с детства понял, что жизнь большей частью состоит из лишений и тяжелой работы: каждый день пригонять скотину на пастбище и обратно, из года в год убирать урожай на полях, летом выезжать на рыбацкой лодке. Выдержать опасную снежную бурю, убежать от волка — вот какие приключения были у него в реальной жизни. Лиф был достаточно рассудителен и ясно осознавал, что те сражения и подвиги, о которых поется в героических песнях, в действительности означают лишь кровь, боль и страдание.
В нескольких словах Озрун отчетливо дал понять Лифу, чего ждет от него: проснуться и найти свое место в жизни. Не означает ли слово «проснуться» то, что Лиф не должен больше мечтать? Значит, только дети имеют привилегию уходить в мечты? Если это так, то он не хотел бы взрослеть.
Ветер крепчал; мало того, он поменял направление и дул теперь прямо с моря, неся ледяное дыхание осенней воды. Лиф покрепче закутался в плащ и отвернулся от ветра, но, пока он неподвижно сидел здесь, погруженный в раздумья, холод проник сквозь его одежду, и Лиф почувствовал, что ужасно продрог. «Не лучше ли оставить стадо и вернуться домой?» — подумал он. Близость согревающего огня помогла бы ему стойко вынести насмешки Мьёльна и Свена. Пальцы на его руках и ногах уже окоченели и болели.
Мальчик встал, посчитал, как обычно, животных, повернулся было к дому, но вдруг остановился, пересчитал еще раз…
Одной коровы не хватало.
Лиф мигом забыл все свое горе. Единственное, что он еще чувствовал, был ужас. Он пригнал сюда на пастбище девять больших лохматых коров, а теперь их было только восемь.
Когда Лиф обошел стадо и снова пересчитал коров, каждый раз хлопая животное рукой, словно желая убедиться, что оно действительно существует, его охватила паника. Мальчик не осмеливался и думать о том, что произойдет, если он вернется домой и покается Озруну в том, что, пока он мечтал, одна из коров убежала. Коровы, рыбацкая лодка и три большие сети составляли все богатство Озруна. Пропажа хотя бы одной из них означала бы катастрофу.
Взгляд Лифа блуждал по широкому заснеженному лугу, но животные в поисках травы всюду перерыли снег, поэтому найти хоть какой-то след было безнадежно. Он оглянулся на двор. Ветер еще больше усилился, запорхал легкий снег, который как туман висел между пастбищем и двором, и хутор казался лишь смутной тенью.