В каком-то смысле французы бьются за символ. Франция не блещет показателями экономического роста, побед на полях мировой конкуренции ей на новую триумфальную арку не наскрести. За последние 20 лет темпы экономического роста во Франции чаще всего были значительно ниже, чем в Великобритании, Германии, США, а безработица, наоборот, выше. Финляндия, Тайвань, Великобритания, Бельгия, Ирландия, Австралия, Гонконг, Сингапур за последние 20 лет обогнали Францию по ВВП на душу населения. У бизнесменов и глобальных финансовых работников Франция считается налоговым и бюрократическим адом.
Но в Гонконге — с его подушевым ВВП, почти как в Швейцарии, лучшей биржей и идеальным для бизнеса законодательством — снесены последние остатки старого города, на улицах жилых районов забивают и ощипывают кур, а сносной квартирой считается разгороженные ширмами 20 метров общей площади с душем, привинченным над унитазом. А производительность труда во Франции между тем — одна из самых высоких в мире: 95% от производительности труда в США. В Великобритании, где социального государства меньше — 82%, в Греции (где его больше) — 59, в России (где его много, но убого) — 36%.
Французы умеют читать, и слыхали, что с ростом и конкуренцией у них не все в порядке. Но у «острого галльского смысла» другая логика. Нам ее трудно понять, так же как трудно постичь финна, который пишет инструкцию по пользованию котом домашним или грибом лесным и ставит в каждом дворе электрические прогреватели для моторов, без которых можно обойтись, — мы же обходимся.
Французы, разумеется, борются за свою нетрудовую пенсионную копейку. Но европейцы вообще, и французы в особенности, строят не компанию, не фабрику, а цивилизацию. А цивилизации нынче не бывает без тротуаров, урн, газонов, очистки сточных вод, светофоров, алгебры в школе, уличных фонарей, зоопарков, стихов, подземных переходов, бумаги в общественных туалетах, охраны памятников архитектуры, прививок от желтухи, лавочек в парках, музеев, платных парковок для всех, бесплатных парковок для инвалидов, liberté, egalité, fraternité социальной системы и других дорогих и, в сущности, необязательных вещей.
КАК ЗАДОЛЖАТЬ ТРИСТА МИЛЛИАРДОВ
В Афинах на демонстрации против сокращения всех и всяческих пенсий отравился полицейским газом и попал в больницу Манолис Глезос. Это тот самый Манолис Глезос, который с другом Лакисом Сандасом ночью 31 мая 1941 года забрался на Акрополь и сорвал с него фашистский флаг со свастикой. Это как если бы сержант Егоров, в мае 1945-го установивший флаг над Рейхстагом, участвовал в демонстрации против монетизации льгот. Или рядовой Кантария, помогавший сержанту Егорову, протестовал против сноса поселка «Речник» и получил по спине омоновской дубинкой. Лакис Сандас, хоть и не ходил на демонстрацию, тоже, слава богу, жив. Греческие старики в здоровом средиземноморском климате живут долго, а на пенсию выходят на несколько лет раньше немецких.
Видимо, осознание этого факта привело немецких журналистов и политиков к суровым филиппикам и сатирам в адрес Греции: обманщики, растратчики, пусть за долги продают острова. А греческий народ — на демонстрации против Германии: «Фашисты, не видать вам наших островов». А старого антифашиста Глезоса — на одну из этих демонстраций, где его отравили газом. Возможно, немецкого производства: Германия — главный внешнеторговый партнер Греции, в том числе и в области химической промышленности. Круг замкнулся. «В поле брани Разорваки пал за вольность, как герой. Бог с ним! Рок его такой».
Поначалу немцы пожалели Грецию с госдолгом в 300 млрд евро (при ВВП 200 млрд) и с бюджетным дефицитом под 13% при норме для зоны евро 3%. Но потом настроения изменились: в Германии узнали то, что знает любой человек, поживший среди эллинов. Например, что в Греции все государственные служащие привыкли получать не только 13-ю, но и 14-ю зарплату: 13-ю — на Пасху, 14-ю — на Рождество. Когда премьер-министр Георгиос Папандреу, сын и внук премьер-министра, в качестве меры суровой экономии решил ограничиться тринадцатью зарплатами в год — вернее, платить вместо целой половину зарплаты на Рождество и половину на Пасху, — греческий госсектор начал всеобщую забастовку.