И его урок только начинался.
Слизистая масса заполняла вход в рукотворную пещеру, отрезая путь к отступлению. Она не просто текла — она вырастала из туннеля, как гнойный нарыв, пульсируя и испуская тот самый отвратительно-тленный смрад. В её мутной толще копошились, наливаясь желтоватым светом, те самые крошечные, недоразвитые конечности. Шёпот стал физическим давлением, вибрацией, просачивающейся в виски.
«…форма… иллюзия… отпусти… стань частью… стань питанием…»
Эрих отпрянул, прижимаясь спиной к холодным камням стены с кошмарными фресками. Пальцы судорожно сжали рукоять ржавого тесака. Лезвие было хрупким, крошащимся. Он понимал — это не оружие против такого. Это бесполезно.
Паника, холодная и острая, подкатила комом к горлу. Он чувствовал, как разум скользит к краю пропасти, в которую когда-то сорвались авторы того дневника. Он был всего лишь учителем. Что он мог противопоставить этому древнему, безликому злу?
Но затем его взгляд упал на его собственную руку, сжатую в кулак. Из кармана сквозь ткань просачивался тусклый, медовый свет. Камень. Тот самый артефакт.
Вспомнились слова дневника: «…Мы приняли его за добрый знак…» Они ошиблись. Это был не знак. Это был ключ. Или, может быть, якорь.
Мысль пронеслась острая и ясная, пробиваясь сквозь туман ужаса. Шёпот атаковал его разум, пытаясь растворить его волю, его личность. Но камень… камень был частью этого места. Он был проводником Шёпота, да. Но что если он мог работать и как щит? Если он резонировал с Под-Слоем, то, возможно, мог и создавать некое подобие интерференции, поглощать или искажать этот психический напор?
Это была не более чем отчаянная гипотеза, построенная на обрывках знаний и инстинкте выживания. Но иного выбора не было.
Эрих, не отрывая взгляда от наползающей твари, сунул тесак за пояс и вытащил камень. Тепло, исходящее от него, стало почти обжигающим. Пульсация внутри него совпадала с ритмом пульсации стен и той самой массы. Он был синхронизирован.
Сжав артефакт в ладони, он мысленно, изо всех сил, вопреки всему, что видел и слышал, начал строить стену. Не физическую. Ментальную. Он вызывал в памяти самые яркие, самые ясные образы: строгие линии готического шрифта в учебниках, идеальную симметрию классной доски, безупречную логику исторических дат и фактов. Он представлял себе порядок. Форму. Смысл. Всё, что было антитезой бесформенному хаосу перед ним.
Он не просто вспоминал. Он верил в них. Он, Эрих Вольф, учитель истории, был носителем этого порядка. И этот камень в его руке был теперь не куском подземного кошмара, а инструментом. Его инструментом.
Шёпот не прекратился. Но он изменился. Он словно наткнулся на невидимый барьер. Искажённые, ползающие голоса стали тише, отдалённее, превратились в фоновый гул, потеряв свою власть над его сознанием. Давление в висках ослабло.
Тварь на мгновение замерла, её движение замедлилось. Слизистая масса колыхнулась, и из неё на мгновение проступило нечто, напоминающее гигантское, слепое и безразличное подобие лица — отражение того, что Эрих выстроил в своей голове? Или попытка имитировать форму, чтобы обмануть?
Это длилось всего секунду. Затем послышался низкий, булькающий звук, и тварь снова поползла вперёд, уже с большей яростью. Его защита была не абсолютной. Она была хрупкой, требовала невероятной концентрации. Но она работала.
Отступать было некуда. Стена пещеры с фресками была сплошной. Кроме… Его взгляд скользнул по сидящему скелету. За ним, в углу, был тёмный провал, почти незаметный за костями. Ещё один лаз? Более узкий, уходящий вниз.
Раздумывать было некогда. Эрих, не выпуская камня из руки, двинулся вдоль стены, отступая от надвигающейся твари. Он старался не смотреть на неё, сосредотачиваясь на точке входа, на порядке, на форме. Шёпот снова нарастал, пытаясь прорвать его оборону.
Он достиг скелета. Да, за ним была щель в полу, уходящая в абсолютную тьму. Старая расщелина, или возможно часть более древних руин.
Слизистая масса была уже в метре от него. От неё потянулись тонкие, дрожащие щупальца, пытаясь коснуться его сапог.
Эрих повернулся и, оттолкнувшись от пола, сполз в расщелину.
Он провалился вниз всего на пару метров, грубо приземлившись на груду щебня и костей. Фонарь, зажатый под мышкой, выскользнул и с глухим стуком покатился по камням, его луч безумно закрутился, выхватывая из мрака обломки черепов, обвалившуюся кладку.
Он лежал, слушая собственное тяжёлое дыхание. Сверху, из щели, сочился тот же желтоватый свет и доносилось мягкое, влажное шуршание. Тварь не полезла за ним. Она была слишком велика. Но он слышал, как она осталась там, у входа, блокируя его, словно хищник, караулящий нору.