Он был в ловушке, но жив. Его разум был ясен, очищен адреналином и борьбой. Эрих поднял фонарь и осмотрелся.
Он находился в узком, низком каменном коридоре. Сводчатый потолок, стены, сложенные из тёмного, отполированного временем камня, не похожего на местный ракушечник. Это была явно древняя постройка, куда более старая, чем склеп колонистов наверху. И она была абсолютно чистой. Ни следов слизи, ни живой плоти, ни грибковых наростов. Только пыль и сухой, холодный воздух.
Здесь Под-Слой отступил. Почему?
Эрих поднялся на ноги, осторожно проверил свою раненную ногу. Больно, но идти можно. Он посветил в оба конца коридора. В одну сторону коридор уходил в непроглядную тьму. В другой — упирался в массивную каменную плиту, похожую на дверь.
На плите были высечены те же безумные, сводящие с ума узоры, что и на стенах склепа. Но в центре была круглая впадина. И её форма была до боли знакомой.
С затаённым дыханием Эрих поднёс камень. Он идеально совпадал с углублением.
Он стоял перед выбором. Вернуться к твари, ожидающей наверху, или вставить камень в плиту и открыть дверь в неизвестность.
Эрих Вольф посмотрел на пульсирующий артефакт в своей руке, затем на древнюю плиту. Он больше не был солдатом, заблудившимся на войне. Он даже не был учителем. Он был экспериментатором, стоящим на пороге величайшего открытия — или последней ошибки.
Сжав зубы, он приложил камень к углублению.
Раздался глухой, низкий гул, идущий от самой земли. Каменная плита беззвучно сдвинулась на сантиметр, и из-за неё потянуло запахом… не тления, не слизи. Запахом древнего камня, озоном и чем-то невыразимо чужим.
Каменная плита отъехала в сторону беззвучно, как будто её двигали не механизмы, а сама тень. За ней открылся проём, из которого вырвался поток леденящего воздуха.
Эрих на мгновение замер, вглядываясь в темноту. Луч фонаря терялся в ней, не находя стен, потолка или пола. Он сделал шаг вперёд и чуть не сорвался вниз. Его сапог нащупал край. Он отпрянул, сердце бешено заколотилось.
Осторожно, лёжа на животе, он высунулся в проём и направил свет вниз. Луч ушёл в бездну, но через несколько десятков метров выхватил из мрака узкую, крутую лестницу, вырубленную в теле гигантской, уходящей вниз естественной шахты. Она была высечена из того же тёмного, отполированного камня, что и коридор. Ступени были неровными, сколотыми, словно их делали не руки человека, а нечто, лишь подражающее им. Ступени спускались вниз, теряясь в туманной глубине.
Забрав камень из паза (плита осталась открытой), Эрих начал спуск. Каждый шаг отдавался эхом в гнетущей тишине. Шёпот почти не доносился сюда, снизу же не было слышно вообще ничего. Эта тишина была страшнее — она давила на барабанные перепонки, словно вакуум.
Он спускался долго. Минуты сливались в однообразие мышечного напряжения и борьбы с паникой. Рана на ноге ныла. Воздух становился всё гуще и тяжелее, но оставался холодным и сухим. Давление нарастало, закладывало уши.
Изменились стены шахты. Гладкий тёмный камень сменился чем-то иным. Сначала это были прожилки странного, стеклянно-органического материала, похожего на его камень, но большего размера. Они пульсировали тем же медовым светом, и от них исходил едва уловимый, далёкий гул — эхо Шёпота, приглушённое толщей породы.
Чем ниже он спускался, тем больше становилось этих прожилок. Вскоре стены почти целиком состояли из этой пульсирующей, светящейся субстанции. Каменные ступени сменились на выступы, словно выросшие из самой стены. Они были тёплыми на ощупь и слегка влажными.
Эрих остановился, чтобы перевести дух. Он находился на небольшом уступе. Луч фонаря, уже заметно потускневший, скользил по стенам, и он понял, что видит не просто минерал. Он видел систему. Прожилки сливались в магистрали, те, в свою очередь, — в мощные, пульсирующие вены, уходящие вниз, к центру этого кошмара. Это была не просто геология. Это была анатомия. Нервная система или кровеносные сосуды непостижимо огромного существа, в теле которого он сейчас находился.
Die Unter-Schicht. Под-Слой. Это не было метафорой. Это был буквальный, живой слой реальности, анти-творение, паразитирующее на мироздании.
Его учёный ум, вопреки ужасу, лихорадочно работал, пытаясь каталогизировать, осмыслить. Эта структура… она была слишком сложной, слишком организованной для хаоса. Это был не хаос. Это был иной порядок, чудовищный и античеловеческий, но порядок. Понимание этого не успокаивало, а леденило душу. Он спускался в логово не безумия, а чужого, бесчеловечного разума.