У Эриха не было выбора. Остаться здесь значило быть погребённым заживо или растворённым в агонизирующем Улье.
Собрав последние силы, он побежал к сжимающемуся шраму. Он прыгнул в него в тот момент, когда его края почти сомкнулись.
Ощущение было странным — не падение, а резкое, мгновенное смещение. Давление, темнота, и…
…он рухнул на холодный, влажный камень, в полной темноте. Воздух пах плесенью, сыростью и… относительной нормальностью. Сзади не было никакого шрама, только сплошная каменная стена.
Тишина. Только его собственное тяжёлое дыхание и далёкий, приглушённый грохот где-то глубоко под землёй. Агония Улья была теперь лишь отзвуком.
Эрих лежал, не в силах пошевелиться, весь в синяках, с раной на ноге и ожогом на руке. В кулаке он всё ещё сжимал камень. Теперь он был тёплым, но не пульсировал. Его свет погас.
Он не знал, где находится. Он не знал, что снаружи — свои или чужие, война или мир.
Но он знал одно: он выжил. Он прошёл через ад и нанёс ему удар. Он видел лик безумия и не сломался.
Он был первым человеком, объявившим войну самим основам мира и оставшимся в живых, чтобы рассказать об этом. Если, конечно, найдётся тот, кто ему поверит.
Эрих Вольф, учитель истории из Кёльна, потерял сознание, сжимая в руке тёплый осколок инобытия.
Сознание возвращалось к Эриху медленно, продираясь сквозь слои боли, истощения и глухого, далёкого грохота, всё ещё звучавшего в ушах. Он лежал на холодном камне, в абсолютной темноте. Влажность оседала на лице мелкими, холодными каплями.
Он был жив.
Он выжил. Он сражался с самим безумием мироздания и вырвался из его пасти. Пусть искалеченный, пусть на грани, но он был здесь. В реальном мире. В подвале? В катакомбах? Неважно. Главное — он был вне досягаемости того кошмара.
С тихим стоном он попытался пошевелиться. Всё тело отзывалось болью. Рана на ноге горела огнём, плечо ныло. Но самым ярким ощущением была твёрдая, тёплая поверхность в его правой руке. Камень. Он всё ещё был с ним.
Эрих сжал его слабеющей рукой. Это был трофей. Доказательство. Самая невероятная археологическая и историческая находка за всю эпоху человечества. Ключ к пониманию той силы, что таится под тонкой кожей мира.
Он должен был выбраться. Он должен был рассказать. Предупредить. Может быть, даже найти способ бороться. Его ум, уже оправляясь от шока, начал лихорадочно строить планы. Немецкое командование? Нет, они сочли бы его сумасшедшим. Учёные? Возможно.
Сначала нужно было понять, где он. Эрих с трудом поднялся на локти, ощупывая пространство вокруг себя левой рукой. Грубый, влажный камень. Пол. Он провёл рукой по стене — такой же холодный и шероховатый. Это была не та полированная кладка древнего храма. Это напоминало… обычный подвал или погреб.
Надежда, тёплая и живая, заструилась в нём. Он смог! Портал выбросил его куда-то на поверхность, в руины, возможно, в соседнее здание.
Он попытался встать, опираясь на стену. Боль в ноге была острой, но терпимой. Он замёрз и изнемогал от жажды, но был жив и был в своём мире.
И тогда он услышал звуки.
Сверху. Приглушённые, но узнаваемые. Грохот орудийной канонады. Очередь автомата. Отдалённые крики на… русском языке.
Сердце Эриха ёкнуло. Бой шёл прямо над его головой. Советские войска штурмовали село. Его карта была бита. Он выбрался из подземного ада прямиком в ад наземный.
Но даже это не убило его надежду. Он был солдатом. Он знал, как прятаться, пережидать, как сдаться в плен, если повезёт. Главное — выбраться из этой ловушки.
Он начал медленно, на ощупь, двигаться вдоль стены, надеясь нащупать дверь или лестницу. Его глаза уже немного привыкли к темноте, и он смог различить смутные очертания. Он был в небольшом, тесном помещении. Бочки? Полки? Скорее всего, погреб.
И вдруг нога наткнулась на что-то мягкое. Он замер, прислушиваясь. Тишина. Он наклонился, протянув руку. На ощупь это было похоже на мешок или свёрток с тряпьём.
В этот момент снаружи, совсем рядом, раздался оглушительный взрыв. Здание содрогнулось, с потолка посыпалась пыль и мелкие камешки. В стене напротив, чуть выше уровня пола, внезапно возникла узкая щель — видимо, завал от взрыва немного просел, впуская внутрь тусклый дневной свет и… звуки боя, теперь громкие и отчётливые.
Свет был слабым, но после абсолютной темноты он ослепил Эриха. Он зажмурился, а когда открыл глаза, взгляд упал на то, во что он только что ткнулся ногой.
Это был не мешок. Это был труп. Молодой советский солдат в гимнастёрке, вывернутой наизнанку. Лицо его было искажено предсмертной гримасой ужаса, а на шее зияла аккуратная, страшная рана — работа штыка или ножа. Рядом валялась его каска.