Германская армия в Восточной Пруссии широко применяла автомобили, отряды мотоциклистов и самокатчиков, в Царстве Польском — и бронепоезда, для фоторазведки — аэропланы и дирижабли. Уже ночью 10 (23) августа при налете цеппелина были убиты 18 и ранены 10 солдат. Пользуясь развитой дорожной сетью и связью, опираясь на стремительно подготовленное местное ополчение (ландштурм) и второразрядные войска (ландвер), систему мелких укреплений–блокгаузов (с 2—3 ярусами амбразур и проволочными заграждениями), немцы значительно стесняли действия русских подвижных частей.
Так, по воспоминаниям Г. А. Гоштовта, «высланные вперед немецкие самокатчики не дали возможности вернуться прямой дорогой через Краупишкен, и потому гусары, посланные со спешным донесением, проблуждали лишний час по проселкам и в поисках брода через реку Инстер» (орфография современная. — Е. Б.). В результате штаб конного отряда не знал об изменении ситуации даже двухдневной давности. «Пехотные же самокатчики, засевшие в канавах за проволокой, подпустили на 200 шагов головную заставу корн. Карангозова и открыли по ней огонь… Немецкая цепь стала отбегать и, сев на велосипеды, под прикрытием огня с бронированного автомобиля полным ходом ушла назад». А русские самокатные команды Гвардейской стрелковой бригады, по запискам начальника ее штаба Э. А. Верцинского, «наспех сформированные, снабженные машинами невоенного образца и попавшие к тому же еще для действия в местность с тяжелыми песчаными дорогами, сравнительно скоро растратили свои самокаты и, понемногу сокращаясь, перешли из боевых команд в команды для связи при штабах».
Многочисленная русская конница практически не смогла ни воздействовать на противника, ни обеспечить разведку, втягиваясь в затяжные пешие бои. Что прямо противоречило приказам, например, перед Каушеном: «В затяжной ружейный бой не втягиваться, чтобы иметь возможность маневрировать и быть подвижным; действовать, главным образом, во фланг и тыл и использовать побольше артиллерийский огонь». И позднее немцам в большинстве случае удавалось организованно отступать, отрываясь от противника (октябрь 1914 г.): «Дороги по пути отхода испорчены, мосты разрушены, телеграф порван, столбы участками на большом протяжении срезаны, на немецких позициях трофеев не видно». По словам Е. А. Меньчукова, «достойны удивления смелость, настойчивость и выносливость германских самокатчиков», доставивших зимой важное донесение через расположение противника, после бессонных ночей.
А при обороне русских войск немцам удавалось чрезвычайно быстро для русского командования сбивать заслоны, пусть и правильно расставленные. Это вызывало быструю дезорганизацию и потерю управляемости. Так, в бою под Сталлупененом 4 (17) августа вышедший во фланг 27–й пехотной дивизии германский отряд в составе 4 батальонов, 1 эскадрона и 5 батарей вынудил к беспорядочному отходу части, которые в общей сложности насчитывали 20 батальонов. В ночь на 8 (21) августа германская авиация временно прервала телеграфное сообщение между штабами Ренненкампфа и Жилинского. Генерал Самсонов, покинув 15 (28) августа командный пункт армии и сняв телеграфный аппарат, практически полностью утратил контроль над соединениями своей армии и фактически оставил ее безо всякого руководства. Его примеру следовали и другие командиры. Больше того, даже при наличии средств слабая культура связи приводила к какофонии. В конечном итоге запоздал и приказ на общее отступление. Характерна реакция генерала Данилова на известие об отсутствии связи с командующим армией (!): «Отсутствие связи с Самсоновым, конечно, тяжко, но ведь у него пять корпусов, и едва ли неудача там может иметь решающее значение, особенно если Ренненкампф не будет заниматься Кёнигсбергом, на что, к сожалению, есть признаки, а заслонившись от него, поторопится войти в оперативную связь со 2–й армией». Разрыв между этими армиями составлял по прямой всего 30 км, но благоприятный момент для соединения был упущен. По выражению С. Г. Нелиповича, «практически центр и каждый фланг 2–й армии действовали уже третий день по собственному усмотрению, не считаясь с положением соседей и не имея связи». И на нижних уровнях в бою управление быстро терялось: «Принужден откровенно сказать, что полк я потерял. Еще в самом начале боя, я лично повел 4–й баталион к дер. Михалкен и там расположил его, возложив на него задачу прикрывать левый фланг боевого порядка корпуса. Вернулся я уже в темноте и остальных 3–х баталионов не нашел. Все попытки установить с ними связь не привели ни к чему. Я разослал всех имевшихся в моем распоряжении конных. Наконец, послал адъютанта и сейчас остался совершенно один».