— Кто это?.. Она тоже сошла с дисколета, или это мне показалось?
— Да ты совсем обалдел, дорогой мой штурман, — засмеялся Сергей. — Получше посмотри! Неужели ты не признал сестричку? Это ведь та самая желтая маска, которая помогала нам.
Ыхлас выкатил глаза, растерянно постучал себя кулаком по лбу и тихо воскликнул:
— О!.. Неужели я совсем спятил? Ну и болва-ан..
Увидев, что Тахир-ага поочередно обнимает прибывших, Ыхлас и Сергей наперегонки побежали к ним.
Ыхлас, радостный и запыхавшийся, подскочил к Айне, ласково шлепнул ее по руке и укоризненно сказал:
— Ах ты, чертовка-плутовка! Какой была в детстве, такой неисправимой и осталась… Как это тебе удалось пролезть в наш корабль? Сама додумалась, или по наказу Воронцова и нашего хитроумного ата? Отвечай как на духу!..
Вместо ответа Айна озорно помотала головой, легко ударила брата по носу и со счастливой улыбкой на лице и зажмуренными глазами бросилась Ыхласу на шею.
Перевод А.Колпакова
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Туркменская проза молода. Ее формирование, становление происходит, буквально, у нас на глазах. Счет ведется на десятилетия. Они вместили в себя процесс, который у других национальных литератур занял века. Нарушился классический ход поступательного развития: классицизм, романтизм, реализм, натурализм и т. д. Метод социалистического реализма стал основным творческим методом в туркменской советской литературе. Но в поисках выразительности, в поисках "своего голоса" туркменские прозаики ведут разведку боем по всему фронту от традиционной шаблонной, полной условностей прозы дестанов до современного реалистического романа. В этих условиях повесть с ее богатыми художественными возможностями стала надежным инструментом исследования новых творческих приемов и методов, полигоном, на ограниченном пространстве которого испытываются возможности того или иного стиля, течения для отображения разнообразного жизненного материала. Повесть очень удобный для этого жанр. Своими корнями она уходит в древнюю эпическую устную традицию (сам термин "повесть" от "поведать"), в то же время современная повесть испытывает на себе постоянное сильное влияние романа — принципиально письменного жанра — с его стремлением к драматичности и замкнутости сюжета. Читателю будет нетрудно самому определить к какому полюсу тяготеет та или иная повесть. Сближает же их общий для всех авторов и характерный для всей туркменской литературы в целом глубокий интерес к человеку, к этическим проблемам жизни и, в первую очередь, к проблеме личной ответственности человека за судьбу и нравственное здоровье общества.
Герой повести Атаджана Тагана "Миг расплаты" прожил долгую достойную жизнь, он пользуется заслуженным уважением своих односельчан — в годы войны они доверили ему ключи от колхозного склада, где хранился необходимый для жизни села минимум — все остальное отдавали фронту, армии для победы. И вот на старости лет терзается Непес-ага, не находя покоя ни днем, ни ночью, из-за того, что не рассчитался со своим соседом Кервеном, не вернул ему при жизни долг — сапоги, которые взял поносить еще в далекие военные годы, не нашел в себе сил признаться в этом на кладбище, над свежей могилой, как это предписывает обычай. Действительно, если все дело только в сапогах, то история не стоит выеденного яйца. Но сапоги — это только символ. И обычай Непес-ага нарушил не на кладбище, а много лет назад в тиши колхозного склада.
"…когда Кервен вошел в склад и Непес-ага жадными глазами уставился на ноги Кервена, он увидел вместо блестящих черных сапог старые желтые ботинки.
— Эй… А где же сапоги?! — растерянно произнес Непес-ага, даже не поздоровавшись.
Кервен понимающе улыбнулся.
— Я их смазал и прибрал подальше. Беречь буду. Но… если кто попросит поносить…
Договорились они быстро. Кервен получил взаймы до следующего урожая мешок ячменя, а Непес-ага завладел заветными сапогами".
Сапоги — взятка. Кервен дал взятку, Непес ее взял. Они соучастники преступления, и поэтому, когда на кладбище обычай предоставит Непесу-ага возможность примириться с покойным, он не использует этот шанс, ибо "провинность его так велика, что никто из стоящих здесь не снял бы ее, а человека, который хоть как-то мог помочь ему, только что засыпали землей".
Трагедия старика в том, что он, осознав свою вину перед обществом, не может уже получить прощения, обратный ход событий невозможен. В неблагополучии, которое Непес-ага видит вокруг себя, он винит только себя, свою давнюю слабость. Писатель рисует своего героя с симпатией, но не оправдывает его.