А Хатам-ага понимал, что к нему пришли за помощью или хотя бы за советом. Ему хотелось выглядеть мудрым, все понимающим. Сощурив глаза, он смотрел вдаль, придав себе невероятно важный вид.
— Значит, грех на тебе остался, — услышал наконец Непес-ага и, опустив голову, подтвердил:
— Остался, Хатам, да еще какой грех!
— В потусторонний мир ведут две дороги, Непес… — заявил Хатам-ага.
Непес-ага попытался представить себе эти две дороги, но у него ничего не вышло. Он вопросительно поглядел на приятеля.
— Ну, Непес, любой малец знает эти дороги. Одна ведет в рай, другая — в ад, — как несмышленому, разъяснил Хатам-ага.
— Ты что, смеешься надо мной? Кто же этого не знает? Мне показалось, ты что-то другое хотел сказать.
— Конечно. Я хотел сказать вот что: неизвестно, встретишься ли ты с Кервеном на том свете. — Хатам-ага окинул соседа взглядом с ног до головы, будто примеряя, куда того определить. — Я не могу утверждать, что ты непременно попадешь в ад, но ведь и Кервен не обязательно окажется в раю. На твоем пути в рай серьезной преградой станут сапоги, те самые, о которых ты говорил. Ведь на дороге, ведущей в рай, даже тонюсенькая иголка превращается в громадную скалу и преграждает человеку путь.
Разговор принимал странный оборот: один поучал, другой был как бы нерадивым учеником. Непес-ага рассердился.
— Как ты уверенно говоришь про все это. Уж не работаешь ли ты регулировщиком на дороге в рай?
Хатам-ага и ухом не повел.
— Ты ошибся, Непес. Я не работаю регулировщиком. Им у нас в районе работает сын длинного Хемра, как зовут-то его?
— Да попросту сын Хемра-узына или милиционера. Из нашего аула вышел только один милиционер. И стоит произнести это слово, всем сразу становится ясно, что речь идет о сыне Хемра-узына. Только так его и знают, а имени никто и не спрашивает.
Хатам-ага высокомерно усмехнулся.
— Ты не сравнивай меня с регулировщиком, Непес. Бери выше — я у бога в помощниках хожу.
— Ну, если бог берет в помощники таких, как ты, то ума у него не больше, чем у Хаджи-кора.
— Будь бог умнее Хаджи-кора, разве бы он стал вмешиваться в мелкие делишки презренного рода человеческого?
— Так-то ты говоришь об аллахе? И надеешься при этом попасть в рай?
— Ты пришел ко мне, чтобы это выяснить.
Непес-ага погрустнел.
— Нет, не за этим я пришел, — печально сказал он. — Я пришел к тебе за добрым советом. А ты плетешь о дорогах на тот свет. Я думаю, что и тебе не суждено очутиться в раю. Ну и ладно, оставим это. Давай лучше про наш свет поговорим.
— Можно и про наш, — уже со злобой в голосе сказал Хатам-ага. — Ты промолчал на кладбище в минуту расплаты. Допустим, это можно простить. Но потом? Почему потом молчал? Когда вернулся в село?
— Да с кем бы я стал говорить об этом?
— Как с кем? У Кервена есть родственники.
— Я пытался поговорить с Чепер. Но она не слушает.
— Но ты что, не мог добиться того, чтобы она простила тебя?
— О, Хатам, если человек не понимает, что ты виноват, какую вину он будет прощать тебе?
Хатам-ага задумчиво теребил конец своей длинной редкой бороды.
— Нет, подумать же надо, — медленно произнес он. — Человек признается в своей вине, а его за сумасшедшего принимают…
— И я этого не понимаю, Хатам.
— Знаешь, что! Ты зря с женщиной связался. В таких делах с ними ничего не добьешься, — решительно провозгласил Хатам-ага. — Слава богу, Кервен не один был у родителей. Есть у него родной брат.
— Вот, вот, и я об Амане думал.
— А если думал, так что же ты сидишь? Надо действовать! Не тяни с этим…
И Непес-ага окончательно решил, что разговор с Аманом — это единственный для него выход.
Ничего необыкновенного на том свете не было. Непес-ага вертел головой во все стороны и удивлялся прозаичности обстановки.
"А там, на земле, врали, что здесь вкушают амброзию", — разочарованно думал Непес-ага, глядя, как все что-то жуют, кто — яблоко, кто — кусок дыни, а кто — пересохшую халву.
А вот пивной ларек. И вывеска: работает днем и ночью, без перерыва.
"Надо же, — изумился Непес-ага, — а у нас с двух до семи. В другое время или продавца умоляй, или переплачивай. А здесь, выходит, пей, сколько влезет, никому дела нет!"
Рядом с ларьком валялся пьяный. Он колотил себя по лбу и кричал:
— Дурак я, дурак! Давно умереть надо было. Но кто же знал, что здесь водку даром дают? Мулла, поди, знал! Ну погоди, мулла, вот умрешь, повстречайся мне только тут, я об твою башку бутылку разобью!..