Однако удрученный вид родственника смягчил его злость.
Байджан некоторое время сидел молча, глядя в пол, потом сказал:
— Не обижайся, братишка, я не хотел смеяться над тобой. Откуда мне знать, что сейчас носят в городе. Ты убежал, я спросил у парня в магазине, почему молодые ходят в брюках с заплатками. Он говорит: "Мода, яшули".
Куванч скупо улыбнулся. Байджан почувствовал перемену в настроении племянника, развязал хурджин, вытащил темно-синие джинсы с заклепками, с замысловатой наклейкой.
— Ну-ка, взгляни, может эти тебе больше понравятся. Я после магазина пошел на базар, там подозвал молодого парня, попросил помочь выбрать. Купил с рук. Тот парень сказал, что по-настоящему модные.
Для Куванча в его пятнадцать лет джинсы были лучшим, самым желанным подарком. Он заулыбался, оттаял наконец.
И у Байджана на душе стало легче, когда увидел, что племянник повеселел.
Они долго разговаривали — Байджан рассказал об ауле, Куванч — об учебе, о техникуме, показал даже грамоту за хорошую успеваемость.
Он очень был похож на отца, и это волновало Байджана. Смотрел на Куванча и видел Юсупа, каким он был в пятнадцать лет.
…Детство, воспоминания детской и юношеской поры — большое богатство. В самую тяжелую жару, когда ослабел, когда мучит жажда, глотнешь воды, и сразу легко становится на душе, тело наполняется силой.
Для человека уже немолодого воспоминания о счастливом времени детства — тот же освежающий глоток в полдневную жару, на седьмом небе от счастья чувствует он себя, пусть ненадолго, но и за это спасибо памяти!
Была тогда, давно, в их ауле дружная компания ребятишек — человек десять туда входило. Время военное, трудное, голодное. И вот ребятишки поклялись друг перед другом, что станут помогать старшим, хоть немного постараются облегчить их тяжелый труд. В свободное от школы время и по воскресеньям собирались в пески за дровами. По дороге — мальчишки есть мальчишки — подгоняя своих ишаков, устраивали гонки — кто кого обгонит.
Юсуп младше всех был в компании, а ишак, которого выпросил на вечер у соседей, длинноногий — вдвоем они всех остальных далеко позади оставили. Мальчишки завидовали ему, худенькому и легкому, этим и объясняли его победу, никто не хотел признать, что соседский длинноногий все-таки бегает быстрее остальных своих собратьев.
Потом всей ватагой пели песни. И тут уж никто из ребятишек и не тянулся быть первым, все знали, что у маленького Юсупа память самая лучшая, он никому не уступит; заводил он песню еще на окраине аула и продолжал до тех пор, пока не доберутся до места, в пески, — друзьям оставалось лишь подтягивать.
Как-то весной, когда еще только снег сходил и появлялась робко зелень, случилось неприятное: собирая ветви, ребята сильно устали, а когда решили перекусить, оказалось, что у них нет ни куска лепешки. Осел Джуманияза сорвался с привязи и уничтожил весь их запас.
Голодные и уставшие, ребята хотели даже отлупить Джуманияза, как хозяина виноватого ишака, да Байджан заступился, отговорил.
Вечером, так и оставшись голодными, возвращались домой. Выехали на окраину селения — донесся соблазнительный запах чурека. Уставшие дети увидели тамдыр, алеющие в нем угольки, женщину с ватной тонкой подушкой для выпечки хлеба. Потекли слюнки, с надеждой заблестели глаза.
Маленький Юсуп держался, держался, даже зубы стискивал, потом не вытерпел:
— Хочу чурек!
Байджан, не говоря ни слова, подъехал к тамдыру, остановился. Да храбрости не хватило попросить у женщины кусочек чурека.
— Эй, мальчик, погоди-ка! — окликнула женщина. — Что, проголодался? — голос ее был ласков.
— Да, наш чурек съел осел.
— Ай, тебе надо хороший подзатыльник дать — разве можно ишака кормить хлебом! Если так кормить животных, что же нам самим останется? — Женщина плеснула в тамдыр воды из деревянной чаши, чтобы умерить жар углей. — Ладно уж, возьми вот, отломи кусочек.
Байджана не нужно было уговаривать.
— Теперь скажи, только твой чурек съел осел?
— Нет, у всех ребят.
Женщина выпрямилась, протянула ему горячий еще хлеб:
— Вот, возьми, разделите между собой. Заморите червячка, пока доедете до дома.
Чурек ребята поделили поровну. А в следующее воскресенье, возвращаясь из такой же точно поездки за саксаулом, сложили каждый по охапке веток возле накормившего их тамдыра.