— У нашей Гульджемал глаза, как у молодой газели! — с восхищением отметил весельчак и балагур Эзиз. — Что-то редко стала к нам наведываться, красавица?
— Я приезжаю по графику, Эзиз, так что не упрекай… — Лаборантка посмотрела на часы и опустила ресницы.
К буровой подошел Сердар, поздоровался. Под мышкой у него была кипа чертежей и бумаг.
— Скоро солевые пласты, ребята… Будьте поосторожней! — Сердар пристально оглядел буровую, потом обратился к Гульджемал. — Здравствуй, долгожданная, как поживаем?
— Как говорят русские, с божьей помощью… Что-то не пойму вас, мастер, то вы на "вы", то на "ты", — девушка смутилась, было заметно, что она волнуется.
Волновался и Ниязов, и было почему. Он давно уже выпестовал в душе образ любимой, и вот она опять перед ним… Дабы не спугнуть свое счастье, Сердар даже не попытался продолжать разговор… Сердце его неожиданно зачастило…
— А я с поручением, — Гульджемал порылась в красной сумочке и протянула Сердару телеграмму.
"НИЯЗОВУ ДВЕНАДЦАТОГО ДЕВЯТЬ ДОЛЖНЫ БЫТЬ НА СОВЕЩАНИИ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ТРЕСТА "ТУРКМЕНГАЗПРОМ" КУРБАТОВ", — прочел он. "Следовательно, до совещания еще десять дней, — подсчитал мастер и задумался. — Наступают наиболее ответственные этапы бурения, вдруг это совещание, зачем?.."
Пассажирский поезд, разматывая стальные нитки дороги, шел в Ашхабад. За горбатыми барханами в сумерках таяли буровые вышки Шехитли. Мастер, погруженный в свои мысли, одиноко сидел в душном купе, поглядывая на консервную банку, приспособленную под пепельницу… "Прокурился, как сапожник. В легких, небось, только песок да никотин", — со злостью раздавил очередной окурок. Затуманенными от бессонницы глазами уставился в темноту. Над уходящими в небо макушками буровых горели гирлянды ламп. "На бескрайнюю пустыню словно звезды опустились… Вот и моя зажглась… Гульджемал, ненаглядная! Как ты там?..". — Смутное чувство тоски легкими молоточками стучало по вискам и не давало покоя.
Говорят, что первая встреча редко когда обманывает чистые души. Сердар и Гульджемал встретились впервые три месяца назад. И, словно споткнулись, долго и с удивлением смотрели друг на друга. И на незримой пленке памяти было зафиксировано: "Ты мне нравишься!" — "Вижу, что нравлюсь… И мне приятно на тебя смотреть… У тебя нежные глаза, светлый и отзывчивый взгляд. Но больше всего меня тронула твоя солнечная улыбка. Да, да, улыбка! Только она заставила меня остановиться и посмотреть в твои глаза. Когда ты улыбнулся — я сразу вспомнила Чары…"
Сердар, как в столбняке, застыл на месте, а она пошла дальше… Ты не хотела, и все же оглянулась. Мастер, словно мальчишка, сел на раскаленный песок и снял брезентовый сапог. Потом он начал вытряхивать из него камушек… Он был околдован твоим взглядом и тобой. Камушек так и не вылетел из сапога. Не вылетел потому, что его там не было… И ты это прекрасно поняла и не осудила вконец растерявшегося парня, и даже скупо улыбнулась.
А мастер встряхивал сапог и думал… "Гульджемал! Да, да, это Гульджемал! Новая лаборантка… Значит Эзиз рассказывал о тебе и о Чары… Этого симпатичного и рослого парня с густой шевелюрой, с третьей буровой, я видел один-единственный раз, как раз перед аварией. Утром буровая зафонтанировала, и Чары бросился к заглушке… Чары знал, что рискует, по по-другому он поступить не мог… Потом раздался мощный взрыв, от которого оглохли и люди, и небо…
Говорят, тебя долго не могли оторвать от могилы… Делать было нечего, бережно подняли и увезли в поселок. Ты долго болела. Потом навсегда ушла с третьей буровой… И вот ты здесь! Я знаю, что подходить к тебе — кощунство! Ты не можешь и, видимо, не сможешь забыть Чары… Но ты мне поправилась, и я не знаю, что мне делать?"
Вдоль дороги проплывали знакомые места. Четыре года назад буровая бригада, которой руководил Сердар Ниязов, перебазировалась в Шехитли на освоение Шатлыкского газового месторождения. Большинство членов бригады были молодыми и малоопытными парнями. Да и сам Сердар не считал себя зрелым буровиком, хотя два года трудился с известными мастерами управления. Когда стал руководить бригадой, поначалу растерялся. Новые места, новые люди, незнакомые пласты! Каждый метр бурения был новшеством и большим испытанием. Работали осторожно. В трудные минуты на помощь приходил опытный наставник Эдвин Саркисович Нуриджанов: "Ты не теряйся, Сердар! Уверенность — это удачный выстрел! Пословица "Тише едешь — дальше будешь" — для нас, брат, не всегда подходит. А главное, всегда советуйся с парнями и в накладе не останешься".
Мудрые и доброжелательные слова наставника глубоко запали в душу мастера и подтолкнули еще раз проанализировать отношения в бригаде и организацию труда.