До полудня, до той поры, когда чай пьется с особым удовольствием, было еще далеко, тем не менее в чайхане уже сидели посетители. Их было двое. Один, по кличке «Чокнутый», мирно дремал, и так и будет дремать до самого вечера, пока Рамазан его не выставит. Второй, смуглый крепкий старик лет семидесяти, спокойно потягивал чай, внимательно наблюдая за всем вокруг. Его прозвали «Командиром» за властность, проступавшую во всем его облике, ясно видимую в движениях, взгляде, голосе. Он, так же как и «Чокнутый», постоянно сидел в чайхане, но в отличие от робкого, тихого приятеля имел большое пристрастие к скандалам. Он то и дело затевал их, и, невзирая на преклонный возраст, не принесший ему мудрости, получал от этого, видимо, истинную радость. Иногда он мог намеренно сесть на чужую шапку, только чтобы вызвать чье-то недовольство, заварить ссору, сумятицу. Он называл себя пенсионером, хотя никогда в жизни не работал.
Поглядев на эту парочку, Непес-ага не ощутил в себе обычного к ним презрения и удивился, когда понял, что вместо презрения испытывает зависть. «С радостью я стал бы кем-нибудь из них, — подумал Непес-ага, — ни забот, ни тревог, ни мучений…»
Тут в чайхану вошел еще один постоянный посетитель по прозвищу «Паровоз», известный в этих краях пьяница. Прозвище свое он получил за «номер», который любил показывать, пытаясь всех рассмешить, чего ему никогда не удавалось. Приставив к иосу и подбородку указательные пальцы, он начинал раскачиваться и пыхтеть, изображая паровоз. Ему казалось это очень смешным, хотя на самом деле трудно было вообразить себе более жалкое зрелище. От постоянного пьянства он стал почти совсем слабоумным, превратившись в омерзительное существо с мутным блуждающим взглядом.
Он и сейчас был навеселе. Пошатываясь, прошел к Рамазану и, виновато опустив голову, протянул руку ладонью вверх.
«Аллах всемогущий, — ужаснулся Непес-ага, — попрошайничает! Совсем стыд потерял! Шел бы работать, бугай здоровый! Помрет он, что ли, если с утра пораньше не выпьет этой отравы? И как только она ему в глотку лезет? Уж пил бы, по крайней мере, на заработанные деньги, а не побирался!»
Между тем «Паровоз» все стоял с протянутой рукой, а чайханщик не обращал на него ни малейшего внимания.
— Паровоз, а Паровоз, иди сюда, — позвал его Командир.
Паровоз встрепенулся и радостно кинулся на голос.
— Тебе чего надо? — хитро сощурясь, спросил Командир, и Непес-ага понял: он что-то замышляет.
— Сто грамм, всего сто грамм, — заскулил Паровоз, — а можно и пива, пиво тоже подойдет.
Командир молчал, и Паровоз засуетился:
— Подожди, я тебя сейчас развеселю, вот смотри…
— Не надо, — величественным жестом остановил его Командир. — Слушай. Ставлю тебе хоть двести грамм, если ты… — он помедлил, Паровоз не выдержал паузы, судорожно вцепился в руку Командира и просипел:
— Говори скорее, говори, все сделаю!
Командир вырвал руку и продолжил:
— Если ты исхитришься поцеловать вон ту красотку, — и он указал на молодую, симпатичную торговку, которая расположилась со своим виноградом у самой чайханы.
— Тьфу, пара пустяков, — воскликнул Паровоз, воодушевленный легкостью задания, и снова протянул руку.
— Ну нет, — возразил Командир, — сначала дело.
Но Паровоз заартачился:
— Не пойдет. Для такого дела сначала надо принять!
— Я не обману, клянусь аллахом…
«Хоть бы аллаха не трогал! Совсем человеческий облик потерял», — с отвращением подумал Непес-ага.
— Ну хорошо, — после долгих препирательств согласился Командир. — Вот тебе деньги, и давай исполняй. А примешь потом.
Паровоз схватил деньги и затрясся от волнения. Он долго шарил по одежде, выискивая, куда бы получше их спрятать, а Командир, сгорая от нетерпения, подталкивал его к выходу, пока, наконец, не вытолкнул наружу, а сам остался в чайхане, за дверью, наблюдая и недобро ухмыляясь.
— Да что же это делается, люди… — пробормотал Непес-ага, который только сейчас осознал, что все это не просто болтовня. Он вскочил, намереваясь помешать пьянице, но не успел. Паровоз был уже у лотка с виноградом.