Джанмурадов искривился и схватился за живот.
— Ты, парень, отравил всю мою жизнь! — Опять перешел он на "ты". — Ты сделал моим врагом человека, который для меня дороже всей вселенной!
— Зачем так высокопарно?! — спокойно парировал Сердар.
— Я… я… из-за Гульджемал бросил замечательную женщину…
— И напрасно!
— Ты, словно колючка, взошел на моем счастье… Но запомни! — Джанмурадов перешел на визг. — Гульджемал и тебе не достанется…
В это время в вагончик вошел Эзиз. Но Джанмурадов уже ничего не замечал.
— А если и достанется, то сразу наставит рога…
— Что-о-о вы сказали? А ну, повторите!
— Сказал то, что есть, — Джанмурадов задыхался от злости. — Она… она видела десятки таких, как ты…
Сердара будто подбросили. Он наотмашь ударил по шее Джанмурадова, повалил его и вцепился в горло.
— За-ду-шу!
Джанмурадов посинел. Из его горла вырывался судорожный храп. Наконец он взмолился:
— Пощади… Все расскажу… Пощади только…
Эзиз разнял соперников и встал между ними.
— Говори! — наступал Сердар.
— Я… я все это придумал, чтобы ты ее бросил…
— A-а!.. Вот как… Что ж, за чистосердечное признание положено отблагодарить.
Сердар волчком вывернулся из-под руки Эзиза и еще раз влепил пощечину по лицу клеветника. Из носа Джанмурадова пошла кровь… Он всхлипнул.
Эзиз подошел к "гостю" и взял за руку.
— Пойдемте, помогу умыться…
Джанмурадов с трудом поднялся и побрел к машине.
По дороге в управление он долго уговаривал шофера, и тот клятвенно заверил, что никому не расскажет о случившемся.
Джанмурадов на каждом перекрестке рассказывал, как возле чайханы на него напали хулиганы.
— Их было трое… У одного, высоченного, — Джанмурадов в который раз поднимал над головой забинтованную руку, — наколки на груди: "Беру, где не дают…"
Ему поддакивали и делали вид, что верят. Но все понимали, где и кто "обработал" Джанмурадова.
Слухи о случившемся дошли и до матери Сердара, и она сразу выехала к сыну.
Знали и на буровой о незадачливом "госте". Но нежелательные разговоры были пресечены Эзизом и больше не повторялись.
— Давайте лучше подумаем, как отпраздновать свадьбу, — предложил всеобщий любимец.
И бригада решила справить два праздника в тот день, когда будет пробурена скважина.
Сердар посоветовался с Гульджемал.
— Я не возражаю, милый. Только…
— Что, дорогая?
— У тебя есть мать… Разве ты не будешь спрашивать у нее разрешения?
Сердар засмеялся, но смех его, как поняла Гульджемал, был горьким.
— Предчувствия какие-то нехорошие, — созналась она.
— Успокойся, все будет хорошо, — Сердар поднял ладошки любимой и прижал к своим щекам.
— Прикрываясь моей мамой, ты не пытайся оттянуть свадьбу… Моя мамочка для такой невестки, как ты, найдет место даже на своих бровях. Завтра поеду и привезу ее сюда.
Но мать опередила… Поздним вечером она вошла в вагончик и устало села на стул напротив сына.
— Здравствуй, сынок!
Растерявшийся Сердар подбежал к матери и прижался к ней.
— Будут судить, сынок, или полюбовно разойдетесь? — спросила она.
И Сердар понял, что она все знает. "Собственно, а что скрывать?" — решил он и подробно рассказал о стычке с Джанмурадовым.
— А ведь он — благородный человек… Везде утверждает, что его избили возле чайханы.
— Буду просить прощения, мама.
— Не унижай лишний раз человека. Я сама с ним поговорю.
…Утром над Каракумами раздались редкие для этих мест грозовые раскаты. Стало темно и тихо… А потом налетел ураган. Он остервенело набрасывался на вагончики, наметал вокруг них груды песка. Склоны барханов шевелились, как живые, верхушки курились косматыми клочьями уносимого ураганом песка. Даже вышка, широко и прочно расставившая четыре опоры на гребне высокого бархана, заметно раскачивалась. Ревущий ветер не давал возможности ни говорить, ни слышать, ни видеть. Дышать и то было трудно. Но работать приходилось, несмотря ни на что.
Сердар шел по проложенной к вершине бархана дощатой тропинке. На зубах хрустел песок, от него болели глаза и их все время хотелось прикрыть. И вообще хотелось одного — уйти в вагончик и спать. Но как раз этого делать было нельзя. Надо идти туда, к вышке, и следить за бурением, за качеством раствора.
Ураган бесновался двое суток. Солнце заволокло непробиваемыми песчаными тучами. В двенадцать часов июльского дня было темно, как глубокой осенней ночью.
В сторону буровой пытался пробиться водовоз с включенными фарами. Не дошел… Сбился с дороги и его нашли только на третий день при помощи вертолета. Из-под песка была видна только кабина… Опытного водителя спасло только то, что он впрок запасся едой.