Милицейская форма и в самом деле удивительно-подходила Гараоглану. Точно подогнанный мундир ладно облегал его высокую стройную фигуру. К лицу ему оказались и светло-зеленая рубашка, и однотонный галстук. Красиво обтягивали его ноги всегда сверкающие на солнце голенища хромовых сапог. Что и говорить, теперь он вовсе не походил на прежнего, измазанного в мазуте и масле Гараоглана. Когда он, опоясанный кожаными ремнями портупеи с кобурой на боку, чеканил шаг в своих до блеска начищенных сапогах по недавно заасфальтированной улице, мужское население аула невольно думало: "Вах, почему я не такой?"
Акгыз безмерно гордилась мужем, ревностно следила за его одеждой, пылинке не давала упасть. Забот v нее прибавилось. Росла и крепла дочка Нурана.
Гараоглан уходил на службу рано утром, возвращался-поздно вечером. Иногда случалось и так, что Акгыз проводила ночь без него. Видя на другой день его покрасневшие глаза, она догадывалась, что он не сомкнул век, что дежурство выпало трудным, а, возможно, и опасным. Гараоглан старался не показывать усталости, о работе рассказывал шутливо, как бы не всерьез. Но за шутливостью тона Акгыз угадывала ту огромную напряженность, которая требовалась от ее мужа и его друзей-соратников, и сердце ее сжималось от жалости и гордости за него.
Работа в милиции представлялась Акгыз чрезвычайно интересной. Каждый день находиться в гуще событий, каждый день сталкиваться с чем-то новым, отстаивать порядок и справедливость — что может быть почетней и лучше. Немножко, совсем чуть-чуть Акгыз завидовала мужу.
В ауле Ходжаяб, к счастью, конечно, драки, скандалы, перебранки случались крайне редко. Акгыз не помнила, чтобы кто-нибудь из повздоривших оказался за стальной решеткой. Если и возникали какие-то неурядицы — в жизни без этого не обходится — тотчас же собирались почтенные старцы и разбирались в случившемся. Их слово, авторитет были непререкаемы, и виновники скандала наказывались всеобщим порицанием, которое, впрочем, не выходило за пределы аула и снималось, когда человек признавал свою вину. После суда никто ни на кого не обижался, и люди, высказав друг Другу все, что подспудно копилось внутри, расходились полюбовно и продолжали жить дружно, мирно, добрососедски.
Так было в Ходжаябе. Совсем иная жизнь, иные — отношения складывались в районе, населенном людьми из разных уголков страны, с разными обычаями, укладами, характерами. Участок, закрепленный за Гараогланом, был, пожалуй, особенно трудным. На нем располагался железнодорожный вокзал, так что приезжающего и отъезжающего люда имелось в избытке, а пассажиры, не говоря уже о том, что среди них попадаются разные люди, как известно, нервные, издерганные и утомленные дорогой. Что же удивительного, что происшествия случались всякие. Имелись, конечно, и серьезные нарушители. Против них и была направлена работа Гараоглана.
Уже не раз Акгыз замечала, что, вернувшись домой, Гараоглан, несмотря на одолевающую его усталость, не ложится в постель, а садится за стол и, обложившись бумагами, приводит в порядок записи свидетелей, протоколы, акты, расписки. Дела не оставляли его в покос и ночью. Иногда он начинал бредить, метаться, и Акгыз, пугаясь, вскакивала, и стояла, склонясь над мужем, не зная, как и чем облегчить его тревожный сон. Будить его она не решалась.
Как же трудно, думала Акгыз, приходится милиционерам. Взять, к примеру, ее Гараоглана. Недавно ему было поручено разыскать пропавший из автоматической камеры хранения чемодан. Пострадавший никого не подозревал, и никаких следов и зацепок не обнаруживалось. Одно лишь припоминал пострадавший, что, поставив чемодан, он неосмотрительно громко сообщил своему товарищу, что цифровым шифром для облегчения памяти набрал год своего рождения. Если преступник, а они специально "ждут подобной информации", слышал эти слова, то извлечь чемодан незадачливого владельца не составило особого труда. Ему-то, конечно, не составило, а вот ее Гараоглану приходится нелегко. Где только не побывал он за эти дни и, видно, напрасно. Попробуй, разыщи в большом городе неизвестного жулика. Не так-то это просто. Вообще, слушая рассказы Гараоглана, Акгыз диву давалась: чего только не происходит на белом свете. В Ходжаябе ни о чем подобном люди и не подозревали.
Гараоглан вернулся домой поздно ночью. Акгыз и дочка, обнявшись, безмятежно спали. Он полюбовался их родными лицами, показавшимися ему в эту минуту необыкновенно прекрасными, осторожно поцеловал в светлый лобик Нурану, и, боясь разбудить жену, принялся за приготовленный для него ужин. С пиалой в руке он подошел к окну, выходящему на северную сторону аула. Из светло-звездной темноты выступала ближними домами часть улицы. Дальше все было окутано мраком, и там, чуть не захлебываясь от кипевшей злости, лаяла собака. Гараоглан по лаю определил, что это собака Аллаша, и вспомнил о еще сохранившемся обычае в ауле Ходжаяб тайком посещать свою жену, находящуюся в родительском доме. Не зря говорят: собаки не ложатся спать в ночь, когда приходит зять.