Свадебный кортеж украшается разноцветными платками, мужчины наряжаются в шелковые халаты, на головы надевают белые длинношерстные шапки, а женщины — в яркие платья с национальной вышивкой. И вот возглавлять такой поезд люди все чаще и чаще стали доверять Гараоглану. Мотоцикл его с желтой коляской не требовал украшений, а сам он в форме был до того хорош, что во всей округе, пожалуй, нельзя было сыскать мужчину представительнее и достойнее. К тому же, если Гараоглан впереди, то будет полная гарантия, что лихачи-водители не обгонят свадебный поезд, не нарушат правила движения, а значит, столкновений и аварий не произойдет.
Не было случая, чтобы Гараоглан отказался принять на себя ответственность, попытался переложить ее на кого-то другого. Гараоглан добрыми делами подтверждал полезность своего присутствия на земле. За это почтенные аксакалы называли его сынком, седовласые женщины — ягненком, а молодежь величала его по имени отчеству — Гараогланом Мулкамановичем. Для Акгыз же он был любимым мужем, а для малышки Нураны — милым папой. Находились, конечно, люди, которые называли его просто — милиционер Гара, однако называли так лишь про себя, вслух же обращались иначе.
Вот какой муж был у Акгыз!
Однажды Гараоглан остановился у входной двери магазина. Не спеша сошел с мотоцикла, оправился, затем достал из кожаной сумки типографские листки с крупными черными буквами и наклеил один из них на видном месте.
Тотчас же собралась толпа. Оказывается, органами милиции разыскивался опасный преступник, сбежавший из тюрьмы, и всех людей, а стало быть и жителей Ходжаяба, тоже призывали к бдительности и к оказанию помощи сотрудникам милиции, если этот преступник, фотография и приметы которого содержались в листке, попадется им на глаза. Такого еще в Ходжаябе не бывало, и ничего удивительного, что у расклеенных Гараогланом листков собирались люди, обсуждающие столь необычное для них событие.
Разговор о сбежавшем преступнике велся в доме Гараоглана. Многое уже узнала Акгыз, но удивление ее не иссякло. К тому же, Гараоглан рассказывал так увлеченно и интересно, что Акгыз порой забывала об остывающем ужине и чае. Да и как было не удивляться тому, что происходило? Но кое с чем она была не согласна. Вот, к примеру, Гараоглан рассказывал о поимке карманного вора. Для этого привлекли даже сотрудников Госбезопасности. Приехали на вокзал. Воры ведь действуют в местах наибольшего скопления людей — на вокзалах, автостанциях, где люди, как правило, спешат и рассеянны вниманием. Этим и пользуются воры. Понятно, в толпе им сподручнее шарить по карманам.
— Ну так вот, — рассказывал Гараоглан, — взяли мы под присмотр указанного нам человека и осторожно последовали за ним.
— За вором? — перебила Акгыз.
— Да.
— А почему вы его сразу же не схватили?
— Дорогая моя Акгыз, сколько раз я говорил тебе, что нужны улики, неопровержимые факты, доказательства. Нет, с твоим нетерпением не смогла бы ты работать в милиции.
Акгыз нахмурилась, а Гараоглан продолжал:
— Слушай дальше. Двинулся он к одиннадцатому вагону, где всегда давка, потому что билеты продают после снятия брони за полчаса до отхода поезда. Протиснулся, подобрался к пожилому человеку и запустил руку в его карман. Там оказалась табакерка для наса. Зачем она вору? Положил обратно, и в другой карман. А там — грязный платок. В общем, ни у него, ни у нас ничего не вышло.
— Почему не взяли?
— Хотели. Так ведь он даже платок обратно в карман засунул.
— Сразу надо было, как только руку запустил.
— Ох, Акгыз, сколько раз тебя учить?..
— Так он что, ушел?
— Конечно, ушел. Нет же оснований для задержания.
— Боже мой, да разве то, что он залез в чужой карман не основание?
— А как докажешь? Одних глаз мало.
— И он ушел?
Гараоглан снисходительно взглянул на жену.
— Пока ушел, — сказал он, выделяя голосом "пока", но Акгыз это мало утешило: как можно воров отпускать?
Как и во всем мире, в Ходжаябе сменялись времена года, рождались, росли и умирали люди. Время брало и отдавало свое. На глазах Акгыз и Гараоглана вчерашние подростки обзаводились семьями, уходили в армию, уезжали на учебу в разные города и нередко поселялись там навсегда, пуская корни в незнакомую землю. Старшие не стремились насильно удерживать молодежь, понимали, что не всякая судьба обязана вмещаться в аульские рамки и, гордясь успехами своих земляков, только радовались, что ходжаябская поросль цветет и плодоносит, прославляя родное село. Впрочем, Немало молодых оставалось дома, и каждую весну в Ходжаябе справлялось десять свадеб и назначалось столько же новых. Аул расширялся, рос, богател, и если раньше в нем насчитывалось всего двести хозяйств, то теперь было в два раза больше.