Подходя к перекрестку, он увидел возле кинотеатра дружинников, но не стал подходить к ним и продолжил свой путь.
Сгущающая темень не мешала мыслям Гараоглана, пожалуй, она даже способствовала им. Он вспомнил о недавно случившейся на его участке краже. Сосед обокрал соседа. Похоже, они дружили, потому что тот, кто обокрал, прекрасно знал, где лежат драгоценности — золотое кольцо и брошка. Впрочем, как показывает практика, жители сел хранят свои ценности, как правило, или среди белья в шкафах, или в сундуках с одеждами, тогда как райцентровские и городские держат украшения в сервантах с посудой, в каком-нибудь сувенирном чайнике или вазочке. Ничего не поделаешь, срабатывает общая привычка. Как бы там ни было, а вор, воспользовавшись отсутствием хозяина, проник в квартиру, погрел на соседском добре руки. Правда, недолго он владел чужим. Понес кольцо к ювелиру, а тот уже был предупрежден. Хозяин-то оказывается записал номера и кольца, и брошки. Вот чего воришка не учел… Но стыд-то какой: соседа, друга обокрасть! Гараоглан даже передернулся от возмущения и неприязни. И когда только кончится воровство?
Время, будто бы разбавленное нудно моросящим дождем, текло как никогда медленно. Не затихали и улицы. То там, то сям слышались звонкие голоса женщин, грубые окрики пьяных мужчин, какая-то возня, стуки, звяки, неуместные, лишние в этот поздний час и потому раздражительные. Но Гараоглан был рад этим шумам. "Все это ничего, лишь бы не было скандала, драки. Лишь бы благополучно закончить дежурство, заехать в отделение, и домой. Спать. А угром одеть парадную форму и на площадь, запруженную людьми, украшенную цветами, флагами, транспарантами. Завтра — праздник, и хотя особенно тяжелы для милиции праздничные дни, настроение — Гараоглан знал — будет приподнятым. А как же иначе?
Тридцатое апреля, похоже, не спешило слиться с Первомаем. Медленно уходила апрельская ночь, медленно продвигались стрелки часов, но все же подбирались к двенадцати. Еще немного и время начнет работать в пользу Первого мая. Пора в штаб, пора писать рапорт: "За время дежурства никаких происшествий не произошло". Какие отрадные слова! Они, считал Гараоглан, лучшая оценка работы милиционера.
Установившаяся было тишина нарушилась трескучим, захлебывающимся кашлем. "Теперь не даст своим соседям спокойно спать", — подумал Гараоглан, узнав в кашляющем больного старика, на которого вот из-за этого самого неурочного и неумолчного кашля в отделение поступила одна жалоба. Но что сделаешь, как отреагируешь на нее, чем поможешь. В таких случаях милиция бессильна.
Направляясь к мотоциклу, Гараоглан выбрал самый длинный путь, обходя дом с южной и самой темной стороны, где, едва ли не вплотную, подступали к окнам заросли камыша. С этой стороны было совершенно темно и угнетающе тихо, даже лягушки не квакали. Гараоглан уже достал из сумки фонарик, чтобы посветить под ноги, но вдруг, упреждая едва не вспыхнувший свет, что-то прошумев в воздухе, тяжко упало в камыши. Гараоглан замер. И вновь, и еще раз прошумело в воздухе и рухнуло в камыши. Выждав несколько секунд, Гараоглан шагнул к упавшим предметам и включил фонарик. Коротко вспыхнувшего и разом погасшего луча было достаточно, чтобы определить, что за предметы свалились. Это были свернутые в рулоны огромные туркменские ковры.
Оставалось лишь устроить засаду и дождаться похитителя, как тут тишину ночи прорезал пронзительный детский крик: "…Вай, мамочка, мама!" — сразу же насильственно заглохший.
Гараоглан определил квартиру. Она ему была знакома. Он даже вспомнил, что ребенок должен быть дома один, поскольку мать работает в ночную смену, а отец в командировке. Неужели соседи девочки не откликнутся на ее смертельный крик? Где же человечность? Разве это дело только милиции?..
Все эти мысли не мешали Гараоглану действовать: ноги несли его к подъезду, а по рации он сообщал предполагаемые координаты места происшествия.
Он не ошибся. Крик, настигший его уже на лестнице, подтвердил правильность его предположения.
Дверь оказалась незапертой. Спеша на помощь ребенку, Гараоглан ворвался в квартиру столь стремительно, что притаившийся за дверью преступник не успел нанести удар, но и Гараоглан не заметил опасности, проскочил вглубь, включая на ходу фонарь и освещая лучом сначала туалетную, а потом и ванную комнату, где и увидел съежившуюся, с кляпом во рту, маленькую светловолосую девочку. Выдернув кляп, он подхватил ее на руки. Девочка дрожала так сильно, что Гараоглан испугался за ее сердце: выдержит ли оно. Капитан дал ей воды и хотел поставить на ноги, но девочка крепко вцепилась в него и не хотела расставаться со своим спасителем. Успокаивая ребенка, Гараоглан заметил, как девочка показала пальцем в комнату: Гараоглан метнулся туда, но вор выпрыгнул в окно. Возможно, Гараоглан и последовал бы за ним, если бы его не остановил крик девочки. Он оглянулся, и, видя, что ей ничто не угрожает, подбежал к окну, перегнулся через подоконник, вглядываясь в темноту, и тут почувствовал резкий удар чем-то в спину и жгучую боль. Он повернулся и, увидев перед собой смутно белеющее лицо какого-то человека, сильно ударил его. Человек рухнул, как подкошенный, а Гараоглан полез в кобуру, но достать наган не успел, в глазах потемнело, и он упал, придавив своим грузным телом преступника и стараясь удержать его до прихода милиции…