— Вот и дело нашлось, — удовлетворенно сказал себе Непес-ага и стал собирать с пола спички, складывая их в пустой коробок. Но наклонившись несколько раз, он почувствовал, что дыхание у него сбилось, в голове стучит, в глазах темнеет, а в спине появилась тупая боль. Тогда он встал на колени и так, ползая, собрал все спички. Поднялся, положил коробок на телевизор и огляделся. Делать было опять нечего. «И ведь никто не придет, — с досадой подумал Непес-ага. — Повымерли они все, что ли? — Он прислушался, в селе стояла тишина. — Ну пусть бы Хаджи-кор пришел. Так ведь нет! Когда не надо — он тут, а теперь куда-то запропастился. А может, включить телевизор? А что люди скажут? Что я праздную смерть Кервена? Или что не горюю? Хотя кто увидит?»
Он постоял еще немного в сомнении, но воспоминания и мысли о давнем поступке так замучили его и так хотелось отвлечься, скинуть с себя этот кошмар, что Непес-ага, наконец, решился… Он запер входную дверь, затворил окна, задернул шторы, и, почти совсем убрав звук, включил телевизор.
На экране появился новый столичный ипподром «Неужели скачки?» — замер Непес-ага. Скачки были его любимым зрелищем. Он и телевизор-то купил, когда ему стало тяжело ездить на бега. И был очень доволен хотя в глубине души немного обижался на изобретателей телевизора — как же так, ты все видишь и слышишь, а тебя никто не видит и не слышит, есть в этом несправедливость какая-то.
Ипподром шумел, двигался, волновался, но бега еще не начинались. Непес-ага уселся поудобнее, он почти совсем отрешился от той тяжелой внутренней работы, что шла у него в душе последние дни.
Голос за кадром объявил о начале скачек. Стали показывать лошадей. Первая была очень Красивой. Она в нетерпении переступала ногами, а всадник ласково похлопывал ее ладонью, успокаивая. Непес-ага представил, как она сейчас вихрем помчится вперед, и настроение у него поднялось. «Эта лошадь стоит всех остальных», — восхищенно подумал он. Телевизионная камера показала крупным планом голову лошади, гриву, затем наездника и поползла вниз: седло, руки с поводьями, стремена и… высокие черные сапоги. Непес-ага рванул провод от телевизора, и сапоги на экране растаяли, словно комочек снега в теплой воде.
Что делать дальше, он не знал. Мир опять сузился до размеров клетки, и Непес-ага распахнул входную дверь, вышел на крыльцо и глубоко вдохнул горьковатый воздух, настоянный на терпких, вечерних ароматах сада. Но Непес-ага, всегда особенно любивший эту предзакатную пору, сейчас ничего не чуял.
Черные сапоги преследовали старика, и, стараясь освободиться от этого навязчивого видения, он заставил себя смотреть в сад, разглядывать деревья и виноградники, и тут взгляд его упал на остро отточенный серп, забытый под тутовником. Он вспомнил, как неделю назад приходил мастер из горного аула и наточил ему ножи и серп. Непес-ага сидел тогда рядом, смотрел, как разлетаются в разные стороны редкие снопы быстро гаснущих искр, и вел неторопливый разговор о жизни. После работы Непес-ага выставил на стол угощение, а мастер достал бутылку водки, и они долго сидели за столом, тихо беседуя, а за окном в темной ночи один за одним гасли огни аула.
Мастер не допил тогда водку и наутро, отправляясь домой, не взял с собой початую бутылку, хотя Непес-ага уговаривал его забрать водку — на что она ему, старому, давно не пьющему человеку!
Вспомнив про спрятанную в тумбочке бутылку, Непес-ага обрадовался. Вот что ему поможет. Вот что принесет забвение. Какое счастье, что мастер оставил тогда водку. Ведь не пойдешь в магазин за бутылкой и у соседей не попросишь — что люди подумают? Что старик с ума сошел? Он давно уже слыл на селе одним из старейших, самых почитаемых аксакалов, которые не пьют и не курят и других невольно удерживают от этого своим примером. На любом празднике люди стеснялись лить, если рядом сидел Непес-ага, а самые заядлые курильщики, едва завидев его, тушили свои папироски…
И когда Непес-ага достал из тумбочки бутылку и налил в пиалушку водки, ему вдруг стало стыдно. Он попытался и не мог припомнить, когда пил водку в последний раз. Он даже забыл, как она пахнет, и резкий неприятный запах вызвал в нем отвращение. Но страстно желая душевного покоя, Непес-ага схватил пиалушку и поспешно глотнул из нее.
Это была ужасная гадость, и Непес-ага, сморщившись, скорежив лицо, взял кисть винограда и съел самую крупную ягоду, но вкуса ее не почувствовал. Он торопливо стал есть ягоды одну за другой, пока вкус винограда не вернулся к нему. «Раньше водка была намного слабее, — подумал Непес-ага. — Интересно, как люди пьют ее? Как она может нравиться, такая мерзость?..»