Но она не остановилась, а мчалась туда, где за оградой призывно зеленел тутовник.
Она остановила мотоцикл. Положила на могилу цветы, поклонилась. Потом полила дерево. И долго сидела на скамеечке, что-то шепча, о чем-то советуясь, И листья тутовника, шелестя от тихого дуновения ветра, словно отвечали ей от имени Гараоглана: "Спасибо, спасибо!"
Всю ночь боролась Акгыз с нахлынувшими сомнениями, которые то накрывали ее волнами отчаяния, то погружали в зыбкий сон призрачных надежд. Тем не менее утром она была преисполнена решимости.
Когда Акгыз прибыла в районное отделение милиции, там шло совещание, обычная пятиминутка, длившаяся, как правило, около часа.
Акгыз решилась подождать в приемной начальника, где, кроме секретарши, молоденькой девицы с крашеными желтыми волосами, выпуклым лбом и манерно выпяченной грудью, никого не было. Девушка нимало подивила Акгыз. Она одновременно стучала на машинке и смотрелась в зеркало, установленное на подоконнике. Видимо, она допускала ошибки, потому что с укоризной, обращенной к самой себе, покачивала головой. Акгыз, не выдержав, подошла к ее столику, взяла зеркало и поднесла к ее лицу.
— В одной руке двух арбузов не удержишь, милая. Вот, гляди на себя сколько хочешь.
Девушка не обиделась, наоборот, мило улыбнулась и, взяв из руки Акгыз зеркало, положила его на подоконник.
Машинка заработала веселее и под ее монотонный стук Акгыз забылась в своих неотвязных мыслях.
Совещание вскоре кончилось. Дверь, обитая черным дерматином, открылась. Первым вышел младший сержант, доставивший мотоцикл и вещи Гараоглана. Увидев Акгыз, он запнулся на приветствии, покраснел и виновато опустил глаза. Неловко и даже как будто бы пристыжено вели себя с Акгыз и другие сотрудники. Трудно им было смотреть в глаза жены погибшего товарища. Да и Акгыз, не ожидавшую встретить стольких друзей Гараоглана, расстроили их сочувственные, виноватые взгляды.
Секретарша позвала ее в кабинет. Едва Акгыз переступила порог, начальник, стремительно поднявшись из-за стола, шагнул ей навстречу. Он бережно пожал руку Акгыз, усадил на стул, почтительно склонившись, осведомился о здоровье, о состоянии вообще.
— Ничего, — сказала Акгыз, — все нормально.
— Вы уж нас простите, — оправдывался начальник, — редко навещаем вас, но дел невпроворот.
Начальник отделения, грузный, седой подполковник, был знаком с Акгыз много лет. От Гараоглана она слышала о нем только хорошее, да и люди о нем дурно не отзывались. Знала Акгыз, что через год подполковник собирается на пенсию, и что сердце у него больное, ненадежное. Поэтому она неодобрительно посмотрела на пачку сигарет, за которой привычно потянулся он, и тут, верно, заметив ее взгляд, убрал руку, возможно, посчитав неудобным курить в присутствии женщины. Вместо этого он нажал черную кнопку на краю стола. В двери показалось сияющее лицо секретарши.
— Эмма Васильевна, нельзя ли чайку?
Видимо, чай был приготовлен заранее, так как через минуту секретарша внесла на подносе цветастый чайник с двумя пиалами.
Пока подполковник несколько раз переливал чай из пиалы в чайник и наоборот, Акгыз осмотрелась. На столе не было ничего лишнего: перекидной календарь, служивший так же прибежищем для карандашей и ручек, папка для бумаг, пепельница… Обстановка не привлекала роскошью… Вдруг Акгыз вздрогнула. В углублении стены размещался стенд отличников милицейской службы, и оттуда прямо на нее смотрел сдержанно улыбающийся Гараоглан. Его портрет был обвит по краям черным крепом.
Подполковник, подавая пиалу, сказал:
— Вчера вам привезли вещи… что поделаешь, сестра, что поделаешь!..
Агкыз была готова к тому, что речь пойдет о Гараоглане, и поэтому, хотя ее и глубоко тронуло сочувствие этого человека, она не позволила себе расслабиться, да и смотревший на нее с портрета Гараоглан придал ей силы. Она подняла голову и, вспомнив, что Гараоглан называл начальника "Агаевичем", хотела так же обратиться к нему, но побоялась, что подведет голос. Она помедлила секунду и твердо сказала:
— Агабай, одна смерть у человека. Правда, смерть больше приличествует старости, но, как бы ни было тяжело, переносить ее нужно мужественно.
— Верно, Акгыз, верно, — отозвался начальник. — Живые о живом должны думать, — он долил себе в пиалу чая. — А погибшим, как твой муж, — вечный покой и вечная память.
Подполковник замолчал, побарабанил пальцами по столу.
— Да, вот что, — вспомнил он. — Ты, Акгыз, пожалуйста, не обижайся, но мотоцикл нужно перекрасить. Неловко, да и нельзя ездить на милицейском транспорте. Ты хотя и наша, своя, и водительские права у тебя есть, но…