Ему стало душно, он раздвинул шторы. Светлый невесомый сумрак струился за окном, и почти прозрачная голубоватая луна дрожала на потемневшем небе.
— Холодно, небось, там, на высоте. Да и в земле не теплее… — сказал Непес-ага и с ужасом понял, что пьян.
Стараясь прийти в себя, он стал есть виноград и залюбовался кистью с крупными ягодами. «Такого винограда нигде больше нет! — гордо подумал старик. — А неужели правда, что водку делают из винограда? — мысли его неторопливо текли куда попало. — Разве можно из такой сладкой ягоды делать такую горечь? Хотя… Люди способны на все. Да это и легко, наверное, из сладкого сделать горькое. Ты вот из горького сделай сладкое. Вот это достижение! Попробуй-ка сделай! — и он погрозил кому-то пальцем. — А вообще-то вранье это все. Нет винограда в водке. Не может быть. Из змеиного яда ее делают, вот из чего», — и чтобы удостовериться в своей догадке, он еще немного хлебнул из пиалушки.
Мысль о змеином яде привела его к воспоминаниям о детстве — он вспомнил, как мальчиком боялся змей. Потом вспомнил свое село в те годы, и вдруг в ушах у него зазвучала давно забытая песня тех лет:
«Те, кто жил до нас, — подумал Непес-ага, — не были довольны своей жизнью. И я недоволен. А может, и вообще нет довольных?»
Настроение у него опять испортилось. Он уже раскаивался в своей затее с водкой. Беспокойство наваливалось на него: «А что если кто-нибудь придет? После ужина вполне вероятно…»
Он быстро убрал бутылку и пиалушку в тумбочку. «Ну, теперь врасплох не застанут. А вдруг заметно, что я пьяный? Наверное, заметно. Надо дверь закрыть».
Он вышел на крыльцо и обомлел. По борозде, разделяющей его участок с соседним, шел Хаджи-кор. «Всегда он появляется не вовремя. А иначе он бы не был Хаджи-кором». Непес-ага приготовился к встрече. Он расставил ноги пошире и взялся за ручку двери, чтобы крепко стоять, не шатаясь.
Но встречи не произошло. Хаджи-кор миновал его участок и пошел дальше, к южной окраине села, не повернув даже головы в его сторону. Непес-ага удивился. Либо Хаджи-кор его не заметил, либо был чем-то сильно озабочен. Непес-ага ещё продолжал недоумевать, когда в конце улицы показался неясный силуэт. Вглядевшись, Непес-ага узнал пастуха. Спустя минуту он увидел корову, понуро бредущую за пастухом. Вспомнив, как озирался Хаджи-кор, Непес-ага все понял. Корова у того была непослушной и своевольной, убегала, топтала чужие огороды и приносила Хаджи-кору много неприятностей.
Поравнявшись с крыльцом, пастух произнес: «Ба-ба!» и взмахнул палкой. Он был глухонемым, и по-другому здороваться не умел.
— Здравствуй, здравствуй, сынок, — ласково сказал Непес-ага и, обратившись к корове, крикнул:
— Чтоб твой хозяин пропал! Беспокоишь хорошего человека! — Но тут же, опустив голову, пробормотал про себя: — Чего это я? Хаджи-кор не виноват, что у коровы такой характер.
Пастух тем временем приостановился, а корова вдруг сорвалась и побежала. Пастух развел руками.
— Ба-ба! — и побежал за ней.
— Понял, понял, сынок. Такая у тебя жизнь — бегать за коровами. Что тут поделаешь? Но сейчас она как надо сделала, спасла мою честь. Ты ведь мог подойди ко мне… И почувствовал бы, что я…
Непес-ага долго смотрел по сторонам, как бы поджидая еще кого-то, но аул словно вымер, и Непес-ага вдруг понял, что ему нужно сделать. Из его сердца рвались слова, не сказанные им на кладбище в священную минуту прощания с умершим. И он решил пойти на кладбище и произнести эти слова. Он понял, что сделать это надо немедленно, не откладывая ни на минуту, чтобы скорее освободилась душа от мучительной тяжести.
Он вышел на улицу. Где-то плакал ребенок, на краю села лаяла собака. Мирные вечерние звуки успокоили его, охладили возбуждение, наполнили сердце покоем. Даже сердитый крик женщины, донесшийся с соседней улицы, не нарушил состояния умиротворения, а лишь дополнил картину безмятежного сельского вечера.
Непес-ага медленно прошел Годжук, ступил за околицу, тишина окружила его, и только хриплое дыхание Непеса-ага да шорох шагов звучали в природе.
Далеко впереди серые сумерки сгустились в два черных пятна, и по очертаниям Непес-ага догадался, что это были пастух и корова Хаджи-кора. «Бедняга! — подумал он о пастухе. — Когда он теперь домой попадет? И отдохнуть-то до утра не успеет. А люди еще завидуют ему, вернее, его деньгам — по пять рублей за корову. Да мне хоть по двадцать дай, я не пойду в пастухи. Одна эта корова чего стоит!»