тив «права преимущественного проезда чиновников», кто-то ранним утром вышел и встал на резервной полосе Ленинского проспекта, как раз в том месте, где не так давно «мерин» столкнулся с «Ситроеном». Погибли две женщины. Само появление чудака в таком месте, сразу привлекло внимание. На нем был красный горнолыжный комбинезон, а на голове голубое ведро с прорезями, и из этих дырок мигали синие огни, имитирующие «мигалки» на крышах автомобилей. Любопытные притормаживали, и чудак раздавал предметы голубого пластика, по форме напоминающие все те же детские ведерки, сильно смахивающие на «мигалки». Фишка заключалась в том, что, сняв защитную бумажку, «ведро-мигалку» можно было прилепить на крышу автомобиля. Вскоре «Эхо» разнесло, что на бензоколонках, на перекрестках повсюду раздают «мигалки-самоклейки». Народ откликнулся на прикол и город наводнился голубыми «ведерками-мигалками». Гаишники, пунцовые от злобы, бросились останавливать машины, заставляя снимать «ведра-мигалки». Водители не соглашались, отстаивая право перевозить ведро на крыше автомобиля в качестве груза. Гаишники указывали водителям как раз на то, что ведро на крыше автомобиля закреплено неправильно и противоречит правилам перевозки груза. Пока спорили и сдирали с крыш «ведра-мигалки», образовались заторы. Гаишники звонили начальству, получали инструкции снимать ведра с крыш, бунтовщиков задерживать и передавать «патрульным». Патрульные машины с трудом протискивались между рядами, их неохотно пропускали, и это усугубляло и без того непролазную тесноту. На Зубовской площади желтое такси во время разворота зацепило Мерседес с «мигалкой» и сбило ему зеркало. Шофер Мерседеса хотел выйти, но ему не дали. Мерс окружили и со всех сторон заблокировали. Искра злобы пронзила железные тела тачек, за окнами которых просвечивали ощерившиеся, гневные лица и площадь наполнилась бесконечным гудком протеста, сливаясь в один пронзительный ужасный тревожный вой. Повсюду в городе случались мелкие ДТП, вспыхивали ссоры, водители, не истратившие запас утренней энергии, были неуступчивы и агрессивны. При этом никто не дрался, не пер, как на буфет, не настырничал. Это не было «вспышкой толпы», что в традиционном переводе с английского могло означать flashmob, или с немецкого «mob», как чернь, сброд, подонки. Лексика «тинькофф», «мяснофф» как будто бы не обозначилась, но душок пошел, и чувствовалось, что где-то совсем близко разворачивается «падонкоффский» «Превед!» или «Спасиба!». Толпа не рассеялась, как это делают «мобберы» во время акции. Ситуация была абсурдная, но люди вели себя вполне нормально потому, что для всех было привычно и естественно стоять в пробке и ждать. Многие упрямо досиживали в автомобилях, и незаметно стали вести себя, как агенты «флешмоб», посылая smsки, обсуждая с соседями события, прокатившиеся по всему городу. Ситуация обострялась и выходила из-под контроля. Машины с «ведрами-мигалками» на крышах выезжали на резервную полосу и отказывались уступать дорогу высокопоставленным чиновникам. Гаишники явно не ожидали такого единодушного «народного гнева» и не знали, как им реагировать и потому никого не задержали. Машины с настоящими «мигалками» встали в общую очередь и терпеливо стали дожидаться улучшения ситуации. Но ситуация не улучшалась и напряжение росло. У людей кончилось терпение, и началось безотчетное стихийное противодействие, то самое преобразование толпы в организованных «мобберов», которых уже нельзя было назвать по-другому, как только «умной толпой». 3 Неизвестно откуда в районе Сухаревской площади появились странного вида люди с голубыми ведрами и скалками, напоминающими милицейский жезл. С барабанным боем они вышли на Садовое кольцо. По странному совпадению странные люди появились как раз на том самом месте, где стояла Сухаревская башня, в которой в незапамятные времена скрывался за темными окнами ближайший сподвижник Петра, прямой наследник шотландского престола, известный всей Москве колдун и чернокнижник Яков Брюс. Появление в этом месте странных людей было настолько неожиданно, что многие, утомленные стоянием в пробке, восприняли нелепое шествие, как спасительную подсказку. Кто-то, припарковал тачку на обочине и пошел в метро, а кто-то влился в ряды «ведерочников» и подался вниз по Садовому кольцу. Когда-то по периметру Москвы, ныне Садового кольца, была возведена линия укрепления и в этом месте, задолго до строительства Сухаревой башни, возвели Сретенские ворота, где в мае 1613 года москвичи встретили Михаила Романова, избранного царем на земском соборе. Сегодня никто, понятно, и не вспомнил, что с этого места российские цари отправлялись на богомолье в Троице-Сергиеву лавру. До царей ли, когда проблесковый маячок глаза выел и душу опорожнил. Движение ширилось, росло и набирало силу. С Цветного бульвара вышла большая группа с барабанами, в разноцветных париках, с красными клоунскими носами с транспарантами в руках «Скажи «мигалке» нет!». Им навстречу, со стороны олимпийского проспекта двигалась похожая группа физкультурников с белыми флагами и синей «мигалкой» в центре полотнища. У многих в руках были синие ведра, и кто-то барабанил в ведро такой же скалкой, что и «сухоревские», а кто-то просто размахивал ведром потому, что было весело и жутко. Многих захватила эта безумная игра и, несмотря на непролазную тесноту, свободой веяло отовсюду. Дыхание подлинной свободы ощущалось необыкновенно остро оттого, что люди почувствовали себя одним целым, громадным, сплоченным дружным народом, а не случайно скопившимся на дороге сбродом. И они радовались и ликовали оттого, что случайно оказались вместе и не преследовали никакой иной цели, как только быть близко друг другу, держаться друг друга потому, что знали: «действуя в собственных интересах, всегда добиваешься нежелательного результата». Это было похоже на революционный всплеск надежды. Подлинный народный революционный порыв, какой и должен быть. Но пошло вдруг не туда. С барабанным боем дошли до Новинского бульвара и вдруг, небольшая группа человек пятьдесят, свернула у американского посольства, прошла к белому дому, там встали на «горбатом мосту», побарабанили и двинулись к метро «Краснопресненская». Напротив зоопарка ждал ОМОН - «рояль в кустах». Формальный повод был найден, так как на белом полотнище было изображено синее ведро и надпись «Йа мигалко». Активистов посадили в машины, остальных рассеяли. 4 Акция протеста, которую менты успешно остановили, так и называлась: акция «синих ведерок». Акция провалилась, но мужик на автобусной остановке в Ново-Переделкино, утверждал, что закончилось совсем не так, как расписали в СМИ, что он сам был участником этого флешмоба и дошел, что называется, до «самых дверей», которые перед его носом захлопнулись. Его слушали с интересом, никто не смеялся. Верили и не верили, а он от природы наделенный даром рассказчика по глазам видел, что людям интересно, что многим припомнились 90-е, и каждый с надеждой ждал продолжения. Нашелся, как всегда, «несогласный», и стал возражать мужику. - И не пятьдесят было, а всего-то человек тридцать. Шестерых из них замели в ОВД «Пресненский», после отпустили. Мужик не согласился и стал биться с «несогласным». - Слышь, я сам шел, и все это на моих глазах творилось. Да, повернула стайка у посольства америкосов, а остальные дальше пошли. Такая радость была! Нас как будто поцеловали! И мы поперлись. Просто так от счастья и упоения шли себе на радость. Такая была мечта куда-нибудь прийти! Это конечно не революция. Любая революция или бунт дело серьезное, требующая еды, курево и много свободного времени. Какая революция на хрен, в пробке на Садовом кольце? В кармане пусто, а дома жена, дети, и завтра на работу. Это была просто мечта! Дело уже было не в «мигалках», а творилось совсем другое. У людей вскрылась память. В такие моменты совершается исторический перелом. Люди всегда хотят свободы и справедливости. Большой хотят справедливости, коммунистической. Это естественное чувство. И кто-то должен поворачивать стрелки. Это не была революция. Такое восстание по-русски против несправедливости за справедливость. Мужик остановился, словно, ошибся и хотел поправиться. Он перевел дух, набрал воздуха и серьезно продолжил. - Коммунизм у нас у русских не истребим. Мы умрем с коммунизмом. Потому что в русской душе есть только Бог и коммунизм. Понимаешь, ли, на лицах людей светилась мечта о справедливости, - вспомнил он, как о чем-то страшно важном, - мечта несбывшейся надежды, о которой мечтали деды и отцы. Мечта, за которую шли на смерть, но теперь за коммунизм никто умирать не пойдет. За Бога, за Христа пойдут и умрут, а бунтовать за коммунизм – никто не пойдет. Совесть еще не пропили. Он снова глубоко вздохнул и продолжил так, как будто бы подошел к самому главному в рассказе. - И вот когда пошли под туннелем на Арбате, где кровь пролилась под гусеницами танка, дурман слетел, очнулись, как от помешательства. Место, братцы, это священное, ей бог. Говорю тебе: «Там под Арбатом - наш меридиан свободы». Там до костей пронимает. Все почувствовали. Морды у всех вытянулись. Во рту ни капли! Откуда?! А так будто бы протрезвели и страшно. Веришь, ли, страшно. И как только из туннеля вышли, многие на обочину свалили, не выдержали такого иступленного напряжения. Такой страх пр