Ельцин и его соратники знали, не могли не знать, что у правительства нет возможности в короткие сроки, обозначившиеся в шахтерских ультиматумах, удовлетворить все требования, как бы справедливы они ни были.
249
Забастовка шахтеров была в центре внимания Верховного Совета, идущих на нем дискуссий.
Очень трудно было выходить из тяжелого кризиса, который стал, может быть, самым серьезным испытанием за все четыре года перестройки.
* * *
Став у власти осенью 1991-го года, радикалы развернули мощное наступление на Советы, объявив их цитаделями тоталитарной системы. А затем, воспользовавшись событиями 3-4-го октября 1993-го года, фактически смели с лица земли всю советскую систему, все представительские органы. Кое-где Советы отказались самораспускаться, но, в конце концов, их принудили к этому силой.
В чем дело? Действительно ли советская форма не годится для демократии? Такое допущение опровергается уже тем, что до поры до времени у радикалов никаких претензий к Советам не было. Напротив, Сахаров в своем проекте Конституции сохранил эту форму, и на Первом съезде народных депутатов СССР предложил принять декрет о передаче всей власти Советам. Больше того, именно через Советы, благодаря им, Г. Попов был избран председателем Московского Совета, А. Собчак – Ленинградского, а Б. Ельцин – Верховного Совета России. В то время из этого лагеря не доносилось никакой хулы по адресу советской формы демократии. Да и какие могли быть у того же Ельцина претензии к Верховному Совету, если депутаты, не подумав о последствиях, послушно и даже с энтузиазмом приняли Декларацию независимости России, разрушившую союзное государство, ратифицировали Беловежское соглашение, дали президенту дополнительные полномочия для проведения экономической реформы, согласились, чтобы он возглавил правительство и целиком сформировал его по собственному разумению.
Повод для недовольства возник тогда, когда депутатский корпус, по крайне мере большинство его, убедившись в пагубных последствиях для государства и народа “шокохирургией” стал сначала робко, а затем все смелее выражать несогласие с этим. Вот тогда и ополчились на Советы, тогда и начался конфликт между исторической властью и органами народного представительства, закончившийся для последних полным разгромом.
Остается, однако, вопрос: совместима ли эта форма с парламентской? Если поставить его конкретнее, можно ли сочетать советский принцип с принципом разделения властей, на котором держится система парламентаризма? И ответ должен быть положительным. По крайней мере, ответ, накопленный за недолгое время существования нашего нового парламента, подтвердил возможность совмещения этих двух принципов государственности.
Противники его обычно выдвигают такой довод: полновластие Советов никак не может сочетаться с разделением властей. Непонимание связано с несовершенством самого понятия. Верховная власть действительно не подлежит никакому разделу. Она должна быть цельной и одной, иначе в государстве будет двоевластие, троевластие, возможно
250
одновременное проведение нескольких политических курсов.
Всегда должен существовать орган, за которым признается верховенство. Именно парламенты являются постоянными носителем высшей власти в демократических государствах. Это правило распространяется и на Верховный Совет.
Но признание верховенства за органами народного представительства не исключает возможности разделения функций власти. Парламент сосредотачивается на главной государственности управления – законодательстве. Текущую управленческую работу осуществляет правительство. А правосудие и решение юридических споров возлагается на суд.
В чем есть известная доля истины у критиков советской системы? Советы, как всякое вообще народное собрание, вече дают возможность для митинговщины, усложняющей, а то и парализующей принятие и исполнение решений. Эта болезнь присуща и парламентам, которые именовали говорильнями.