Большая часть подслушивающих устройств, как выяснилось позднее, была вмонтирована в бетонные плиты еще на заводе. КГБ использовал технику, которой не было в США. В стенах здания находились микрофоны такой чувствительности, что они записывали даже шепот. Советские агенты умудрились встроить подслушивающие устройства и в пишущих машинках, чтобы можно было расшифровать их дробь и понять, какой текст печатается. Американцы смиренно признали, что российские спецслужбы на этом направлении обставили и европейцев, и их самих.
Советская спецтехника была снабжена собственным источником энергии, что позволяло электронике передавать каждое слово, произнесенное в здании посольства. Американские разведчики пришли к выводу, что практически невозможно избавить здание от подслушивающих устройств.
В декабре 1991-го года Бакатин сделал шаг, казавшийся немыслимым: передал американцам “техническую документацию средств специальной техники для съема
341
информации”. Бакатин считал, что это докажет готовность Москвы к партнерству с США. Он пояснил, что 95% всей подслушивающей системы американцы уже выявили сами. Он принял это решение не в одиночку, а спросил мнение технических подразделений КГБ.
Предварительно Бакатин написал письмо президенту СССР. Горбачев наложил резолюцию: “Решите этот вопрос совместно с Панкиным”. И министр иностранных дел СССР Б.Д. Панкин, и сменивший его в ноябре 1991-го года Э.А. Шеварднадзе, и министр иностранных дел России А.В. Козырев – все были “за”. Бакатин на всякий случай позвонил еще и Ельцину. Тот сказал:
- Действуйте.
Но телефонный разговор к делу не подошьешь. Тут Бакатин допустил ошибку. Санкцию двух президентов он получил, а оправдательным документом не обзавелся. Бакатина из-за этой истории бывшие подчиненные называют предателем. Время от времени его вызывали в прокуратуру: есть люди, вознамерившиеся во что бы то ни стало наказать Бакатина... Но американцы не поверили в искренность Бакатина. Они априори исходили из того, что всю правду им, конечно же, не сказали.
Бакатин не сожалеет о передаче американцам информации о посольстве, но он признал, что был, пожалуй, наивен в отношении Запада, смотрел на мир через розовые очки. Став председателем КГБ, Бакатин видел, что надо ладить с республиками.
28-го января 1991-го года президент Горбачев подписал один из последних своих указов – “Об утверждении Временного положения о Межреспубликанской службе безопасности”. Службу возглавил Бакатин. В коллегию МСБ вошли руководители КГБ союзных республик, с каждой из которых был заключен договор сотрудничества. Бакатин должен был координировать деятельность органов госбезопасности союзных республик и занялся борьбой с наиболее опасными видами экономических преступлений.
Но союзные законы, как и указы Горбачева, уже не имели практического значения, а через несколько дней в Беловежской пуще президентов России Ельцина, Украины
Кравчука и председателя Верховного Совета Белоруссии Шушкевича утратили и юридический смысл.
* * *
- Каковы были настроение военных в 1991-ом году? Могла армия поднять восстание против того, что происходило? – обратился один из журналистов к
А.И. Николаеву, первому заму Генерального штаба Вооруженных Сил России.
- Я думал, что это абсолютный миф, - отвечал А.И. Николаев. - Я командовал тогда армией на Украине – даже не было такой темы для обсуждения.
- А если бы нашелся такой генерал, который воскликнул: “Нет, мы этого не допустим!”, вы бы присоединились к нему?
- А чего не надо было допускать?
- Распада Советского Союза.
- Я служил на территории Украины, а уже 24-го августа Украина провозгласила “независимость”. И все командующие округами и армиями присягнули на верность
342
Украине. Кроме меня. Нас приводили к присяге в здании нынешней Верховной Рады. Когда большинство генералов и офицеров присягнули на верность Украине, закончились разговоры об СССР.
Рухнула власть, и потеряли свои кресла все вожди и хозяева жизни, которые столько лет командовали народом. Еще вчера они были хозяевами страны, а сегодня никто и ничто! Это же и есть настоящий праздник: видеть, как жалок тот, кто всегда помыкал тобой... В те дни любые начальники говорили и вели себя необычно – предупредительно, даже заискивающе. Такого не было ни до, ни после. Они боялись!