Тогда у основных действующих лиц наметились две тенденции. Одна – превратить Брежнева в очередного “классика”, величайшего “авторитета”, с помощью которого можно было бы сохранить его прежнее сооружение, а новое руководство сразу же поставить в жесткие рамки. Другая – проявить сдержанность в оценке брежневского периода, чтобы открыть хоть какую-то возможность для радикальных перемен.
Как и до этого, подобные тенденции проявились не в публичных дискуссиях, и не в
открытых схватках, а в тончайших нюансах, уловимых лишь опытным слухом политических экспертов.
Сами похороны, их пышное и грандиозное оформление, организованное службами, которые курировал Черненко, были проведены, что называется, “по максимуму”. Под
стать была и речь Черненко на Пленуме 12-го ноября. Он старательно зачитывал текст,
написанный помощниками политического слова “о самом последовательном
продолжателе дела Ленина”, выдающемся теоретике, наделенного всеми мыслимыми дарованиями и добродетелями.
Кадровый застой, ставший притчей во языцех, старение руководства выдавалось за величайшее достижение Леонида Ильича, создавшего столь мудрый, в высшей степени компетентный и сплоченный коллектив политических лидеров. Что касается заявления,
72
будто именно Андропов лучше всех освоил брежневский стиль руководства и брежневское бережное отношение к кадрам, то для Юрия Владимировича этот комплимент являлся более чем сомнительным. А выражение уверенности в том, что брежневская коллегиальность будет Андроповым лишь упрочена, звучало вполне определенно: будем, мол, командовать вместе.
Общество чувствовало, что страна не только нуждается, но и находится накануне перемен. На этом фоне подобное славословие было явным перехлестом. Горбачев находился в те дни рядом с Андроповым и видел, что он отдает себе отчет в необходимости и неизбежности отмежеваться от многих черт “брежневской эпохи”, и в этом смысле беспокоиться о том, как будут восприняты его первые шаги. Речь Андропова на Пленуме 12-го ноября, где его избрали Генеральным секретарем, оказалась достаточно сдержанной. В ней не было открытого вызова, все подобающие слова по случаю смерти Брежнева были сказаны, но не более того. После этого выступления Черненко впал в полное уныние, хотя надо отметить, что в человеческом плане Андропов относился к нему вполне терпимо.
По решению, принятому задолго до этих дней, 15-го ноября должен был состояться очередной Пленум ЦК КПСС, на котором предстояло рассмотреть проекты государственного плана и бюджета на следующий год. Андропов понимал, что уже здесь он вынужден будет выйти за рамки намеченной повестки дня, обозначить хотя бы “курсивом” свой будущий курс. Договорились отложить Пленум на неделю.
73
Глава третья
Михаил Сергеевич после Пленума, избравшего Андропова генсеком, ходил важный
и торжественный, как будто его самого избрали, как рассказывает его многолетний помощник Болдин. Вечером, когда Болдин зашел к шефу с очередной порцией документов, тот многозначительно сказал:
- Мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров и наши позиции совпадают.
Андропов вытащил Н.И. Рыжкова из Госплана и, минуя промежуточные ступени партийной лестницы, назначил сразу отраслевым секретарем ЦК КПССС по экономике. Уважение к Андропову Рыжков сохранил навсегда.
Андропов создал тандем Рыжкова–Горбачева. Вызвал обоих в начале декабря
1982-го года. Сказал Горбачеву:
- Михаил Сергеевич, не замыкайтесь только на сельском хозяйстве, поактивнее подключайтесь к вопросам общей экономики.
2-го декабря 1982-го года на заседании Политбюро утвердили распределение обязанностей между секретарями ЦК. В соответствии с протоколом заседания Андропов взял на себя следующие вопросы: организация работы Политбюро ЦК КПСС, оборона страны, основные вопросы внутренней и внешней политики КПСС и внешней торговли, подборы и расстановка основных руководящих кадров.