В связи с этим обращает на себя внимание следующий эпизод. 6-го февраля должен был открыться съезд Французской коммунистической партии. Первоначально планировалось, что советскую делегацию на нем будет возглавлять М.С. Горбачев. Однако 16-го января А.С. Черняев узнал, что Михаил Сергеевич не поедет в Париж (“Горбачев вместо себя предложил Соломенцева”) и объясняет это якобы тем, что
К.У. Черненко не хочет, чтобы “заседание Политбюро проходило без Горбачева”.
Объяснение несерьезное. В случае поездки в Париж Михаил Сергеевич в самом крайнем случае мог пропустить только одно заседание Политбюро – в четверг 7-го февраля. Главная причина его отказа от этой поездки заключалась в том, что он не желал даже ни один день упускать из рук те рычаги власти, которые к этому времени у него были, опасаясь, что развязка может произойти в любой момент.
123
“В начале февраля, - пишет В.И. Воротников, - К.У. Черненко несколько раз появлялся на работе на короткое время, а 7-го февраля даже вел заседание Политбюро”. По сведениям Д.В. Волкогонова, 7-го февраля – К.У. Черненко посетил свой кремлевский
кабинет в последний раз. После этого чуть ли не “на другой день” снова оказался в больнице, откуда уже не вышел.
В середине февраля появились слухи, будто бы К.У. Черненко умер. Поводом для них, по всей видимости, послужили советско-греческие переговоры, которые состоялись в Москве 11-12-го февраля. Ожидалось, что в них примет участие К.У. Черненко, но советскую сторону представлял Н.А. Тихонов.
Еще только-только начали расходиться круги от этой истории, как внимание прессы привлек еще один факт. 7-10-го февраля в Лос-Анджелесе состоялась конференция, организованная обществом “Врачи в борьбе за социальную ответственность”.
В этой конференции участвовала советская делегация, которую возглавлял
Е.И. Чазов. После конференции советская делегация осталась в США еще на несколько дней. И вдруг ее руководитель оставил своих коллег и экстренно вылетел в Москву. По
некоторым данным это произошло 14-го февраля.
Е.И. Чазов утверждает, что ничего не обычного в его возвращении не было, так как он с самого начала не планировал быть в США до конца визита. Однако когда из США он прилетел в Париж, его заверениям не поверили даже представители советского посольства.
Согласно той информации, которая была доведена Е.И. Чазовым до сведения Политбюро, между 17-ым и 24-ым февраля в состоянии здоровья генсека произошло ухудшение. Закулисная борьба на вершине власти вступила в свою решающую стадию.
Как отмечает М.С. Горбачев, “на протяжении нескольких месяцев в ЦК, в самом Политбюро проблема нового Генерального секретаря ЦК занимала всеобщее внимание. Вариантов было, хоть отбавляй”. Среди рассматривающихся кандидатур М.С. Горбачев называет себя, В.В. Гришина, Л.А. Громыко, Т.В. Романова, Н.А. Тихонова и
В.В. Щербицкого.
А.И. Черняев отмечает слух, согласно которому некоторые считали, что генсеком надо сделать Тихонова, а на его место поставить Щербицкого, и что эту комбинацию якобы поддерживали “Гришин и Кунаев”.
В это время один из помощников К.У. Черненко В.А. Печенев пишет, что в руководстве партии существовали силы, которые готовы были поддержать в качестве кандидатуры на пост генсека первого секретаря московского городского комитета КПСС В.В. Гришина.
* * *
Еще в свое время избрание нового генсека прошло предельно просто, можно даже сказать буднично. Все определила сверхактивность Тихонова. Едва только Черненко
124
открыл заседание, Николай Александрович тут же, дабы предотвратить возможные неожиданности со стороны Устинова, попросил слово и по порядку ведения и с ходу попросил избрать генсеком Константина Устиновича.
Возможно, Дмитрий Федорович ожидал отказа, самоотвода со стороны Черненко, который лучше других знал состояние собственного здоровья и должен был самокритично признать, что руководство страной вообще не для него, как говорится, “не по Сеньке шапка”. Но ничего подобного не произошло. Выступления “против” в подобных случаях были не в традициях этого Политбюро. Все согласились с предложением Тихонова, проголосовали “за”, в том числе и Горбачев. И оправдание было наготове: “главное, не допустить раскола”.