Горбачев сидел тут же. Слушал. И молчал.
Ему возразил Устинов, сказал, что Горбачев уже руководил работой Секретариата и никаких перекосов не замечено. С ходу отклонить не получилось. Тогда Гришин и Громыко пошли по пути затягивания решения вопроса, по сути, поддержав Тихонова. Но главное препятствие – Устинов – не было преодолено. Черненко пытался на чем-то настаивать, что-то говорить, но вяло, не энергично, нудно. У Горбачева появилось ощущение, что роли в этом спектакле распределены заранее. Решение поручить Горбачеву ведение Секретариата, так и не было принято.
Де-факто Горбачев продолжал руководить Секретариатом, при этом постоянно держал нового генсека в курсе дел. Заседания проводились регулярно, обсуждались разнообразные вопросы – партийные, хозяйственные, идеологические. И чем эффективнее функционировал Секретариат, тем больше повышался спрос с кадров за работу, тем больше это вызывало недовольство не только Тихонова, но и МИДа, особенно же генсековской челяди.
Тихонов последовательно с завидной настойчивостью вел линию на ослабление Секретариата. Он пытался заигрывать с Лигачевым, хотя вряд ли имел здесь большие успехи. Что касается Долгих, то Тихонов перекинул его к себе проверенным приемом,
126
назвав где-то в присутствии его самого своим будущим преемником. Теперь основное время Долгих проводил в епархии премьер-министра на бесконечных встречах и беседах.
Как бы то ни было через три месяца Секретариат “почувствовали” в партии, и особенно в центре, в Москве. Одни стремились попасть на заседания, другие боялись туда попасть. Тихонов бесновался, высказывал недовольство, пытался бросить тень на работу Секретариата.
В это время Горбачев почувствовал поддержку Устинова. Их отношения становились все более близкими. Деловую и моральную поддержку оказывал Горбачеву Лигачев. Горбачев эффективно работал с Рыжковым, и даже с Зимяниным Горбачеву удавалось конструктивно решать вопросы. Зимянин часто бывал у Горбачева.
Одним словом, Горбачев чувствовал себя уверенно, он относился ко всему в какой-то мере философски и уже не поднимал больше вопрос о том, чтобы речь Тихонова в Секретариате была документально оформлена решением Политбюро. Он следовал своему
принципу – жизнь все расставит по местам.
* * *
30-го апреля 1984-го года Горбачева пригласил Черненко. Входя в кабинет, полагал, что разговор пойдет о предстоящем Первомае. Однако диалог принял какой-то нервный характер. Начал он не очень связно, сбивчиво, сказал, что не может больше откладывать решение вопроса, на него давят, это вносит раскол, разлад в работу и т.д.
Горбачев спросил:
- Константин Устинович, о чем вы говорите, о каком вопросе?
- О руководстве Секретариатом.
- Напрасно вы так волнуетесь. Давайте этот вопрос решим на Политбюро, поскольку речь идет о доверии. И я хочу узнать от коллег, умудренных опытом, в чем мои слабости и промахи. Надеюсь, вопрос не стоит о моем пребывании в Политбюро.
- Нет, ну, что ты, что ты, - растерянно забормотал Черненко.
И тут эмоции Горбачева выплеснулись бурным монологом:
- А раз так, то я вправе знать, что хотят мне пожелать мои оппоненты, какие у них критические замечания. Мы должны оценить работу Секретариата ЦК. Кого-то не очень устраивает то, что после известного периода он набрал силу. Как генсек вы должны все обдумать и определиться. Я вижу, пытаются растащить власть, а это уже чревато опасными последствиями. Поэтому я – за решение вопроса, но на принципиальной основе. Ситуация в руководстве сложная, и нужен разговор. Раз он назрел – не надо уклоняться.
Черненко попросил Горбачева еще раз, не спеша, изложить его соображения, а сам делал записи. Договорились провести заседание Политбюро 3-го мая, поздравили друг друга с наступающим праздником и расстались. Горбачев ушел с горечью на душе. Подумалось, что при такой нерешительности, аморфной позиции генсека можно ждать чего угодно.
В канун 1-го мая Горбачеву позвонил Устинов, поздравил с праздником, предложил пораньше отправиться домой. Дело в том, что несколько человек в
127
руководстве – Устинов, Горбачев, Лигачев, Рыжков и некоторые другие – работали каждый день по 12-14 часов, до ночи. Горбачев благодарил его и под настроение рассказал о только что состоявшейся беседе с Черненко.