- А теперь перевод.
Майер-Ландрут, прекрасно говоривший по-русски, сказал:
- Переводить не нужно, я прекрасно вас понял.
Романов растерялся:
- А у меня написано: перевод...
“Работать с Романовым было несладко, - вспоминал тогдашний секретарь Ленинградского обкома В.Г. Захаров. – Он мог неделями не принимать, но решать вопросы самостоятельно не позволял. Нередко сам звонил по поводу какого-либо проведенного мероприятия, которые собирались обсуждать в печати, и задавал обычный вопрос:
- Кто разрешил?
О результате он не спрашивал, главное – разрешил ли он!
Ленинградская интеллигенция Романова ненавидела и презирала.
“Культуру он знал поверхностно, если не сказать плохо, - рассказывал В. Захаров. –
В театрах, филармонии и других культурных центрах практически не бывал... Он
знакомился с культурой лишь через художественных руководителей или директоров театров, которые, в его понимании, были или хорошими, или плохими, причем по его
140
сугубо субъективным оценкам... Переубедить его в чем-то было невозможно...”
Романов недовольно спрашивал Захарова:
- Зачем тебе нужен Товстоногов?
Георгий Александрович Товстоногов, один из самых ярких советских режиссеров, возглавлял Большой драматический театр. Захаров пояснил первому секретарю обкома, что театр вернулся с длительных зарубежных гастролей, получивших высокую оценку зарубежной театральной общественности и прессы.
- Почему он к тебе ходит? – Романов подозрительно смотрел на своего подчиненного.
- Я веду в обкоме культуру, - объяснил Захаров. – А вы Товстоногова, кстати, не принимаете вообще.
- И не приму! Когда он был депутатом Верховного Совета, однажды мы с ним весь обеденный перерыв гуляли по Кремлю и беседовали на различные темы. Мне не нравятся многие его взгляды на политику и вопросы сегодняшней жизни, - с возмущением сказал Романов.
Другой характерный случай. Руководитель обкома отправился на премьеру в Кировский театр. Во время второго действия Захарова пригласили к смольнинскому телефону. Звонил первый секретарь. Он недовольно спросил:
- Где ты?
Хотя отлично знал, где находится его подчиненный, ведь его соединили с театром. Захаров объяснил.
В ответ:
- Что вам – на работе делать нечего?.. - Иногда Романов просто распалялся:
- Зачем ты ходишь на концерты Райкина? Это такой же деятель критики...
А.И. Райкин не выдержал давление ленинградского начальства и вместе со своим театром вынужден был покинуть свой родной город и перебраться в Москву. Благо Брежнев знал его с военных лет и охотно помог. Писатель Д.А. Гришин в перестроечные годы написал иронический роман, в котором низкорослый областной вождь – все узнали Романова – от постоянного вранья превращался в карлика. Но дело было не только в том, что деятели культуры на дух не переносили Романова.
В 1974-ом году Георгий Васильевич выдавал замуж младшую дочь. Свадьба прошла на даче первого секретаря обкома. Но по стране пошли разговоры о небывалой пышности торжества, говорили, что по приказу Романова из Эрмитажа на свадьбу доставили уникальный столовый сервиз и пьяные гости на радостях разбили драгоценную посуду. Романов был убежден, что эти слухи - работа западных спецслужб. Есть и другая версия: московские политики погубили репутацию опасного соперника.
С появлением Георгия Васильевича в руководстве партии возник еще один человек, который со временем мог претендовать на первые роли. Хотя бы в силу возраста перед Романовым открывались известные перспективы – помимо Горбачева остальные
были минимум на десять лет старше и давно пересекли пенсионный рубеж. Тем более что
Романов представлял крупную партийную организацию и был специалистом в промышленной сфере, а не в сельской, как Горбачев.
Именно поэтому Григорий Васильевич не вызывал теплых чувств у товарищей по
141
совместной борьбе за идеалы развитого социализма. Перевод в Москву оказался для Романова роковым. Москвичи встретили его настороженно. Косыгин к тому времени уже ушел в мир иной. Других влиятельных выходцев из Ленинграда в ЦК и в правительстве не было. Романов оказался в полной изоляции – без своей команды и без поддержки. Говорят, что он к тому же злоупотреблял горячительными напитками, и ему не удалось скрыть это от товарищей по партии.