Выбрать главу

Создав классические образцы русской оперы, Глинка в соответствии с выработанными им творческими позициями дал русскому искусству также и классические оркестровые сочинения, во многом определившие дальнейшее развитие симфонизма в России. «Русская симфоническая школа — вся в „Камаринской“», — писал П. И. Чайковский. Построенная на замечательном варьировании контрастно «сближенных» (как сказал сам Глинка) двух русских народных песнях — протяжно-задумчивой свадебной и задорной плясовой, оркестрованная с блестящим остроумием в духе народной инструментальной музыки, она стала родоначальницей скерцозного (шутливого) жанра в русской симфонической музыке.

Национальная бытовая народная песня и танец легли в основу обеих испанских увертюр — блестящего каприччио «Арагонская хота» и «Ночи в Мадриде» — поэтической картины южной ночи.

Иные цели преследовал композитор при сочинении «Вальса-фантазии», самого раннего по времени возникновения симфонического произведения Глинки. Родственны лирике Пушкина романтичность и элегическое изящество сочинения; от него протянулась линия к вальсам Чайковского и далее — к пушкинским вальсам и «вальсу Наташи» в «Войне и мире» Прокофьева.

Новые принципы симфонического развития музыкального материала, понимание инструментовки как элемента, неотрывного от процесса сочинения самой музыки произведения, постижение «красоты оркестра» (как заметил сам композитор в «Заметках об инструментовке») — выразительных возможностей различных оркестровых групп и отдельных инструментов, мастерское владение техникой оркестрового письма, логическая ясность голосоведения, умение достичь той прозрачности звучания, которая характерна для «оркестра Глинки», — все это позволяет считать Глинку первым великим русским симфонистом и поставить его имя в первом ряду мировых творцов симфонической музыки.

Замечательные сочинения Глинки для фортепиано и камерно-инструментального ансамбля занимают в его музыкальном наследии место тоже очень значительное. От фильдовского певучего изящества раннеромантического пианизма Глинки (Вариаций, ноктюрна «Разлука», мазурок и т.д.) лежит прямой путь к фортепианному творчеству Балакирева, Чайковского, Лядова и других русских композиторов; а его камерно-инструментальные произведения, в первую очередь «Патетическое трио» и блестящий «Большой секстет», стали предшественниками ансамблевой музыки Чайковского, Аренского, Рахманинова и многих других авторов.

Разнообразное по жанрам вокальное творчество Глинки — бесценный вклад его в область русской романсово-песенной лирики. Первым из русских композиторов он достиг высокого слияния музыки и текста в единое поэтическое целое. Охватывающее широкий круг человеческих переживаний, облаченное в гармонически стройную форму, оно созвучно лирическим стихотворениям Пушкина, и не случайно лучшие из романсов Глинки сочинены были именно на стихи великого русского поэта.

В русском искусстве XIX века гений Глинки возвышается рядом с гением Пушкина. Они были современниками и принадлежали к одному и тому же поколению, давшему так много замечательных имен русскому искусству, русской литературе и русской мысли, к числу юношей, которым были близки идеи Великой французской революции, к тем, кто духовно сформировался в героические годы борьбы с нашествием Наполеона и последовавшее за ним десятилетие, когда их протест против тисков самодержавно-крепостнического правления в России вылился в мощное движение, которое привело к восстанию декабристов.

При всем различии их натур, воспитания, образования, жизненных путей Пушкин и Глинка, вольнолюбивые дети своего времени, дышали его воздухом, каждый по-своему отзываясь на волновавшие их вопросы.

«Во многих отношениях Глинка, — писал В. В. Стасов, — имеет в русской музыке такое же значение, как Пушкин в русской поэзии. Оба великие таланты, оба родоначальники нового русского художественного творчества — оба глубоко национальные, черпавшие свои великие силы прямо из коренных элементов своего народа, оба создали новый русский язык — один в поэзии, другой в музыке».

Близок к Пушкину и глинкинский идеал искусства как вдохновения, отлившегося в стройную форму, как разумное соответствие между чувством и его выражением. Свет Разума разлит в их творчестве, оптимистическом в своей основе.