Война прекратилась, так и не развернувшись в полную силу. Примирение Юрия с Тверью подорвало основу для развития рязанской линии борьбы против старшего Даниловича. Однако вопрос о Новгороде оставался открытым. В 1306-м и первой половине 1307 года Михаил вёл тяжёлые переговоры с новгородцами, которые за предшествующие три десятилетия привыкли иметь дело с потомками Александра Невского. Кроме того, отец Михаила Ярослав Ярославич Тверской оставил по себе в Новгороде плохую память своим намерением отдать город на разгром татарам. Неприязнь к тверскому князю разжигали в Новгороде и московские доброхоты, поощряемые Юрием Даниловичем.
Только летом 1307 года Михаил Тверской сумел утвердиться на новгородском княжении. Новгородская Первая летопись по Синодальному списку сообщает: «Седе князь великии Михаиле Ярославич, внук великого Ярослава Всеволодича, в Новегороде на столе, в неделю, на Сбор святых отец 630, иже в Халкидоне» (5, 92).
Примечателен день, избранный Михаилом для своей интронизации в Новгороде. Эту торжественную церемонию, которую совершал сам новгородский владыка, князь сознательно приурочил к церковному празднику, суть которого — осуждение еретиков. Четвёртый вселенский собор известен в истории Церкви прежде всего осуждением монофизитской ереси. Эта тема была тогда весьма актуальна в Новгороде, где, согласно уникальному известию Татищева, в 1313 году проповедовал своё учение некий «еретик Вавила» (46, 116). Своим символическим выбором дня интронизации — 16 июля — Михаил Тверской хотел предстать перед новгородцами в роли защитника православия, опоры церкви в борьбе с еретиками. Другим проявлением этой тенденции стало участие князя в строительстве и украшении ряда новгородских каменных церквей (46, 118).
Вторая московско-тверская война
Вскоре после интронизации Михаил Тверской покинул Новгород. Его ждали неотложные дела в Северо-Восточной Руси. Под 6816 (1307/08) годом Симеоновская летопись сообщает: «Того же лета князь великии Михаиле Ярославич Тферскыи ходил в другие (вторично. — Н. Б.) к Москве ратью, всею силою, и бысть бои у Москвы, на память святого апостола Тита, и града не взяша, и не успевше ничто же възвратишася» (22, 87).
Второй поход Михаила Тверского на Москву отличался необычайной стремительностью: 16 июля 1307 года князь ещё был в Новгороде, а 25 августа уже стоял под стенами Москвы. Очевидно, ещё до возвращения князя в Тверь там были собраны полки, с которыми он и выступил на Москву. Михаил хотел наказать Юрия за его происки в Новгороде, а может быть, и заставить принять какие-то новые обязательства перед великим князем Владимирским. Конец августа (время сбора урожая) был наилучшим временем для грабежа московских земель. Кроме того, Михаил явно спешил закончить поход до начала осенних дождей. В итоге он ушёл назад, заключив мир с Даниловичами. Условия мира источники не сообщают. Новгородские летописи об этой войне вообще умалчивают, что лишний раз свидетельствует о её быстротечности и сравнительно скромных масштабах.
Примечательно, что Михаил Тверской сводил счёты с Юрием как бы нехотя, отдавая дань незыблемой норме княжеского поведения — «зуб за зуб, око за око», и без помощи татар. В отличие от большинства тогдашних князей, война не была для тверского князя любимой стихией. Он был по натуре человеком мира, а не войны. Однако князей не случайно рисовали на иконах с крестом в одной руке и мечом — в другой. Древний символ власти, меч удивительным образом соединялся с жертвенным крестом...
Глава 14
КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ
С наиболее высокой судьбой сопряжена
наименьшая свобода: таким людям
нельзя ни выказывать своё расположение,
ни ненавидеть, а более всего — предаваться гневу.
В условиях удельной разобщённости и ордынского произвола резко возросло политическое значение главы Русской церкви — митрополита Киевского и всея Руси. Имея прямой выход на ханский двор — и благодаря собственным связям, и через сарайского епископа, — митрополит стал сильной и самостоятельной фигурой на тогдашней шахматной доске политики. Дружбы с митрополитом искали сильнейшие русские князья. Однако он не спешил присоединяться к той или иной политической силе, отстаивая прежде всего интересы русской митрополии и её «матери-Церкви» — Константинопольской патриархии.
Рассуждая о политической ориентации митрополичьей кафедры, нельзя забывать, что в эту религиозную эпоху моральные ценности христианства воспринимались как императивы поведения, а понятие «гнев Божий», подобно дамоклову мечу, висело над каждой грешной головой. Выступая в роли главного истолкователя Божьей воли, митрополит пользовался особым авторитетом. За его спиной грозно вставал Тот, кто сказал: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12: 19).