Выбрать главу

И потом она погасла. Исчезла.

И раздался тяжёлый, гулкий удар грома.

Асфальт на площадке раскололся, осколки веером разлетелись в стороны, осыпав крыши и стены всех окрестных киосков, палаток, ларьков и маленького магазина с пыльными витринами и гордой надписью «Super Market» над входом.

Из образовавшейся в асфальте трещины ввысь взметнулась тугая струя Великого, Невиданного, Необычайного Фонтана, в струях которого в самых невообразимых пропорциях и сочетаниях смешались все мыслимые и немыслимые водки, вина, самогоны, настойки, наливки, бормотухи; все виды пива, портвейна и спиртовых смесей, а также клей, эфир, новокаин, моча, фекалии, вода грязных подвальных луж, ржавые струйки казённых душей, слюна плевков, холодные дожди, немножко слёз и даже, кажется, литров десять растерянной годами крови.

И под зловонными струями этого чудовищного фонтана по площадке с визгом заметалось какое-то жуткое существо, волосатое, четырёхрукое, всё покрытое ягодицами, непрестанно дрожавшими и сжимавшимися.

— Ну, бляха муха, — резюмировал ошарашенный Михалыч. — И это что, я, что ли, сделал?

— Кто это? — с брезгливостью спросил Анемподист, показав пальцем на мокрого монстра, прыгавшего вокруг фонтана.

— Да вроде…Васька-пидор, любовь моя, — ответствовал Михалыч, скромно потупив глаза. — Я его чёй-то таким представил…

— Чего гремит? Гроза, что ли? — в дверном проёме снова возник проснувшийся Костя.

И, увидев материализовавшуюся любовь Михалыча, дико заорал, быстро-быстро крестясь обеими руками то на православный, то на католический манер.

Анемподист закрыл ладонями лицо и зашипел, давясь самыми древними, самыми длинными и самыми изощрёнными ругательствами.

Потом опустил ладони и решительно заявил:

— Ну всё, спектакль окончен!

И тут же исчез фонтан, исчез монстр Вася.

Мгновенно затянулась трещина в асфальте, и разлетевшиеся осколки вновь вернулись на свои места.

И только зловонные лужи Анемподист убрать так и не смог. Их материализация была проведена исключительно удачно.

Получив очередной приказ спать, Костя рухнул прямо у порога, с поднятой в крестном знамении рукой.

— Да, хреновый из тебя мятежник, — с нескрываемым презрением заявил Анемподист. — Не переустройство мироздания с тобой надо устраивать, а кошмар трёхкопеечный. Хоть бы ты слона зелёного вообразил или собачку розовую. Вот посмеялись бы тогда…

Михалыч хлопал глазами и непрерывно ощупывал на себе мокрую одежду, словно объяснение всех происходящих чудес завалялось где-то в кармане или запало за подкладку.

— Ладно, — подвёл итог Анемподист, — пойдём отдыхать.

И по телепатической связи добавил:

«Объект отдыхает. Всем системам отбой».

3.

На ночлег устроились в ближайшем парке.

За их спинами моргали сонные, однообразно-жёлтые светофоры, выгнулась усталой дугой длинная эстакада, по которой время от времени пролетали с гулом, грохотом или просто шелестом поздние машины.

Наполненные вечерней влагой кусты у края дороги чуть заметно раскачивались под лёгким ночным ветерком, словно пытались сбросить со своих листьев и веток осевшую на них за день пыль.

По одной из тропинок они зашли вглубь парка (уже в самом конце пути ноги у Михалыча стали подкашиваться и Анемподист потащил его на себе, и поздние прохожие, гулявшие в тот час по парку, испуганно шарахались от плывущего в воздухе скособоченного тела). Потом добрались до одной из скамеек, стоявших по периметру небольшой, уютной поляны с большим, раскидистым дубом посередине, и рухнули на эту скамейку почти одновременно.

Михалыч, сражённый и подавленный событиями прошедшего вечера, объяснить или хотя бы частично осознать которые его одурманенный мозг был совершенно не в состоянии, почти сразу же заснул.

Чёрт же, которому ни уставать, ни спать было не положено по законам мироздания, углубился в горестные размышления.

Время от времени по инфернальной связи он подключался в адской базе данных, просматривал протокол сканирования, делал выписки в блокнот, мычал, потряхивая при этом широкими, перепончатыми ушами и грустнел всё больше и больше.

Минула полночь.

Луна осветила поляну и трава стала серебристо-серой. Свет стекал по ветвям и дуб посреди поляны казался залитым каким-то слепящим жидким металлом, покрывшим тонким слоем каждый лист, каждую ветку, все прихотливые изгибы ствола, кору и даже толстые, узловатые корни, выступавшие из земли.

И вдруг Анемподисту почудилось, что свет луна стал как будто усиливаться, нарастать. И стал он при этом не просто ярким, а ослепительным, резким, прожигающим всё, что попадалось ему на пути.