Микки
Идея написания этого рассказа родилась тогда, когда мне в руки попались разорванные комнатные тапочки моего старшего сына. С мыслью дать им ещё один шанс на жизнь, я сел зашивать их.В левой руке я держал тапочек, а в правой у меня была иголка с ниткой. Затягивая петлю за петлей, я сшивал носок тапочка, как вдруг тот, как-будто взглянул на меня проницающе, и проговорил через отслоившуюся подошву: «Напиши о нас!» Я дал слово и теперь должен был это слово сдержать.
1
С большой, натертой до блеска витрины, настолько, что можно было увидеть в ней свое отражение, было прекрасно видно, как туда-сюда сновали по улице прохожие. Те, кто были подготовлены к погодным изменениям, смело шагали по лужам в резиновых сапогах, создававших в хмурую погоду своей яркой расцветкой веселое настроение. А кто-то, кто на улицу вышел, видимо, ещё вчера, а может и сегодня, но не заглядывая в прогноз, в уже мокрых до ниточки мокасинах, все еще не теряя надежды остаться сухим, пытался перепрыгивать ручьями текущие лужи. Чего ожидать с неба, угадать было сложно; и те, кто с утра вышли в резиновых сапогах, к полудню уже выглядели нелепо. Когда солнце выглянуло из-за туч, осушив парки и улицы, им было уже немного не по себе, ведь им встречались прохожие в туфельках и кроссовках, их же ноги парились в непроницаемых и уже не таких уместных «вездеходах».Вдоль улиц были выстроены здания, чтоб выкрасить фасад которых не пожалели фантазии и ярких красок. Чтобы обращать взгляды, и манить к себе покупателей, не поскупились и на рекламу. Большими, светящимися буквами переливалось название магазина «На высоком каблуке».На витрине красовалась вычурная пара обуви. Судя по всему, это был лучший образец знаменитой обувной фабрики. Наблюдая за тем, что происходило за окном, пара туфель гордилась своей натуральностью, чистотой, ровным швом и известным именем. По их виду можно было заметить, что они любят выразить возмущение, дать совет и комментарий ко всему происходящему. Туфли шевелили тоненькими, словно усики, шнурками, что выдавало их неслышную речь.- Простите..., - кашлянув ещё раз чуть громче, обратились к витрине Комнатные Тапочки.Звук доносился изнутри помещения и был слышен где-то на уровне плинтуса...- Сантони. Мистер Сантони! - не поворачиваясь, откорректировал аристократ.- Позвольте, мистер Сантони, я протру вашу полочку. Пришло время уборке. В магазине должна быть чистота, ведь отполированные до блеска полки и витрины – залог успеха.Возмущённо двигая усиками, продолжая попивать свой горячий черный чай, туфли неохотно отодвинулись, не сводя глаз с окна, чтоб не пропустить происходящее за витриной ни на минуту.Протирая полки, Тапочки не поднимали глаз, не потому, что солнечный свет, отражаясь от лакового покрытия туфель, дико ослеплял взор, просто они сосредоточенно делали свою работу, напевая что-то себе под нос.- Только не поднимайте пыль, а то и так дышать нечем, - неприветливо отозвался Мистер в черном. – Я не собираюсь менять традиции утреннего чаепития, заведенные еще при королеве Виктории. Ароматный чай, изысканные закуски и неспешная беседа создают атмосферу теплого домашнего уюта и умиротворение...Уборщик продолжал наводить порядок. Когда урчание Тапочек дошло до слуха туфель, от услышанной какофонии, что доносилась от ворсистых комочков, усы зашевелились ещё быстрее:- Любезный, вы учились у ног Паганини? – С унижением спросил Мистер Сантони у Комнатных Тапочек с затоптанными задниками.- Нет, Сэр, я просто люблю петь!- А что, кто-то другой не мог прийти? И откуда такой цвет? И почему Вы весь в катышках? И что с Вами, в конце концов, такое? - возмущению мистера не было предела. - Что с Вами произошло, сударь? Я думал, этот вид обуви уже вымер...Но Тапочки продолжали делать то, зачем пришли, пропуская мимо ушей речь, долетающую свысока.- Пардон, мендиканте! - Туфли не терпели, когда на них не обращали внимания.- Я не сильно понимаю Вас! О чем Вы? – Почтительно ответили Тапочки. – Как, по Вашему мнению, должна выглядеть обувь, будучи в употреблении?- Кошмар, - усы выровнялись, как конденсационный след, который оставил в небе пролетавший высоко над магазином самолет. – Как это противно звучит: «В употреблении». Я – самодостаточная, самореализованная обувь. Мне не нужно, чтобы кто-то меня... Если и «обули» кого-то, так это таких как Вы. – С брезгливостью окинул он взглядом затертые тапки, у которых от града реплик мистера Сантони в их сторону отвисла подошва. - Как тебя зовут? – Фыркнули туфли.- Микки... – чуть слышно прозвучало в ответ.- Вот видишь, Микки, даже звучит твое имя как-то серо. Другое дело – «Сантони», - подняв палец вверх, как-будто произнося тост за Кавказским столом, свысока ответили туфли.- Что Вы видели в этой жизни, бедный мальчик? Блеск от вспышек фотокамер?- Нет. – Послышался ответ.- Тысячи рук, пытающихся прикоснуться к тебе?- Нет.- Бархатные подушки? - Нет, - Тяжело вздохнули тапочки.- Может, очередь из желающих заплатить сотни долларов, чтобы ты побывал у них на деловых встречах?Тапочки помахали отрицательно.- Я – равно престиж и статус! Нет, можно, конечно, явиться в «свет» в комнатных тапках, – попивая свой чай, продолжил Мистер Сантони, - но, как по мне, это – клиника.- Я, действительно, не появляюсь в высоком обществе и не видал бархатных подушек. Но я и не стремлюсь иметь все это: ходить по сценарию; позируя часами, стоять на красном ковре, чтобы, потратив километры фотопленки, тебя вернули обратно на витрину… Боясь, не поцарапать глянец, снова наблюдать из окна как кто-то живет...- Ха... крепостной, послушай! В этом и секрет - я, королева Виктория, страницы журналов и газет... и ты, который протирает здесь полочки, на которых стою я... – приблизился Сантони носом к носу Микки. – Ты разницу чувствуешь? - Да, я убираю, - осмелился Микки, - но я здесь не потому, что Вы – «Мистер», а потому, что мой Хозяин, пришел сюда поухаживать за Вами...- Чушь! Общество годами борется за независимость, а ты говоришь: «Хозяин». Вот в чем для тебя смысл жизни? - Хлебнув черный напиток, Сантони взглянул на собеседника исподлобья.- Мистер Сантони, а для чего вообще была создана обувь? - Ну...- Чтобы ее носили, не так ли? Если обувь не носить, тогда это уже статуэтка. Человек создал обувь для себя, но ни в коем случае, не для того, чтоб она жила своей жизнью. Когда человек хочет пойти на пляж, он идёт туда в соответствующей обуви, надевая вьетнамки. На снег он выходит в зимних сапожках, на спортивную игру – в кроссовках...- А тебе не никогда не хотелось быть другой обувью, Микки? Ты, ведь, иной жизни не знаешь, шаркаешь себе по половой краске.- Мистер! Да, мы комнатные! Да – затерты до дыр! Но ведь это и говорит о том, что мы любимы! Каждое мое утро начинается со встречи с моим Хозяином. Его тепло наполняет меня всего. Куда Он идет, туда и мы. Мы вместе встречаем закат, вместе читаем письма, которыми переполнен почтовый ящик. Если тапочки где-то затеряются, Он ищет нас, отложив всю работу, ищет, пока не найдет. Он не может без нас, а мы – без Него. Я люблю своего Хозяина и люблю свою жизнь!