— О-хо-хо, грехи наши тяжкие, — выдохнула Зоя Владимировна, поднимаясь. — Ладно, полечу обратно на ученый совет. Не пускайте в дом посторонних.
— Надо починить домофон, — предложила я.
— Верная мысль, — одобрила хозяйка. — Надеюсь, сегодня Валентина более не придет.
— Она дала вам неделю на то, чтобы собрать запрошенную сумму, — засмеялась я.
— Вот спасибо, — усмехнулась Звонарева, — прямо сейчас велю своему банкиру купюры отсчитывать. Ну что с психопатки взять!
— Еще она просила передать: мишки спрятаны.
— Кто? — изумилась мать актрисы.
— Мишки, — повторила я.
— Какие? — спросила Зоя Владимировна. — О чем вообще речь?
Я пожала плечами:
— Понятия не имею. Валентина произнесла такую фразу: «Мишки спрятаны».
Зоя Владимировна начала застегивать элегантное кашемировое пальто.
— Одному господу известно, что у сумасшедшей в голове. Мишки, говорите? Дочери поклонники часто дарили плюшевые игрушки, может, это какой-то из них? После кончины Эдиты я ее вещи не трогала. Мишки… Жаль Валю, страшно потерять ребенка, я ее понимаю, как никто другой, сама дочери лишилась. Но у меня остались внуки, а у Вали никого. Вот где горе, тут недолго и ум потерять…
Глава 6
Я тщательно заперла дверь за хозяйкой, потом, совершив прогулку по коридорам, поскреблась в комнату к Ляле.
— Нельзя! — сердито крикнула девочка.
— Хорошо, не буду входить, — мирно ответила я. — Хочешь какао?
— Терпеть его ненавижу, — со слезами в голосе ответила Ляля. — Отстаньте! Я уроки делаю, реферат пишу по истории. Не лезьте!
Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я решила не трогать девочку и отправилась в кухню, где обнаружила Веню, сосредоточенно потирающего нос.
— Ты упал? — испугалась я.
— Нет, споткнулся и стукнулся о плиту, — удрученно сообщил мальчик.
Я удивилась.
— Нелегко зацепиться за абсолютно ровную поверхность.
— Мне тапки велики, — пояснил Веня, — я шагнул, левая соскочила, хотел ее подцепить, ну и блямкнулся. Хорошо горелки не горячие.
— Хоть в чем-то тебе повезло, — вздохнула я, прикидывая, как разобрать бардак на столешнице и что из груды предметов может иметь отношение к смерти Эдиты. Начинать с кухни будет, наверное, неправильно, нужно найти комнату актрисы и там порыться. Однако мне до сих пор непонятно, что следует искать.
— Бабушка забыла, — вдруг сказал Веня.
— Ты о чем? — вынырнула я из размышлений.
Мальчик поднял сломанную руку.
— Доктор сегодня велел гипс снять, а баба Зоя запамятовала. Теперь она уже со мной в больницу не пойдет. Завтра тоже не получится, потому что она занята.
Мне стало жаль невезунчика.
— Ты знаешь, где находится травмпункт?
— Совсем рядом, — пояснил мальчик, — через дорогу перейти. Сам бы мог сбегать, но детей без взрослых врач не принимает. Я его хорошо знаю, он мне лоб зашивал, палец вправлял, шею воротником фиксировал.
— Одевайся, — приказала я, — отведу тебя к доктору.
— Здорово! — обрадовался Веня. — А то мне вторая рука очень нужна и спать неудобно. Вы не волнуйтесь, там быстро, тюкнут молоточком — и готово. Я уже третий гипс снимаю, знаю, как все делается.
— Отлично. Ну тогда поторопись, — велела я, резко повернула голову и вздрогнула от острой боли.
— В ухе стреляет? — с состраданием поинтересовался мальчик, вытаскивая из груды шмоток, наваленных на диванчике, темно-синие штаны из непромокаемой ткани.
— Словно гвоздь в голову вбивают, — пожаловалась я.
Веня живо влез в брючки и подошел к одному из цветочных горшков, стоявших на подоконнике, оторвал круглый зеленый лист, помял его и скомандовал:
— Дайте-ка мне ваше ухо…
Я присела и наклонила голову, нос уловил резкий аромат.
— Готово, через час про болезнь забудете, — довольно сказал мальчик, — теперь надо шапочку надеть, чтобы не надуло.
— У меня платок, — ответила я. — Видишь?
— Не пойдет, он дырчатый.
— Это так называемое шерстяное кружево, — снисходительно пояснила я. — Смотрится несерьезно, но на самом деле является самой теплой вещью на свете.
— Не годится, — уперся Веня. — Бабушка четко объяснила: жамкаешь листик, утрамбовываешь в ухе, потом шапку натягиваешь, плотную. Иначе хуже станет! Вам сейчас лучше?
— Вроде, — признала я. — Тепло пошло, мурашки бегают, и боль отпускает.
— Что я говорил? — обрадовался Веня. — Баба Зоя в травах разбирается, все про лекарства знает и сама их придумывает. Ща найду, что на голову нацепить.
Он снова порылся в груде вещей на диванчике.
— Во! — торжествующе воскликнул мальчик и потряс странным изделием, которое сначала показалось мне трупиком облысевшей кошки, скончавшейся от глубокой старости, но потом я заметила две тесемочки.
— Ушанка!
— Ага, — подтвердил Веня. — Натягивайте и побежали.
Перспектива щеголять в чужом головном уборе меня вовсе не привлекла, но ноющее с самого утра ухо неожиданно успокоилось. Похоже, таинственное растение мгновенно подействовало на отит самым положительным образом, и нужно послушать Веню, а не рисковать здоровьем, щеголяя в красивом платке.
— Чья шапчонка-то? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Не знаю, — пожал плечами паренек, — она тут уже год лежит, никто о ней не спрашивает.
Через десять минут мы с Веней стояли на переходе, ожидая, когда красный сигнал светофора сменится на зеленый. Погода испортилась, поднялся порывистый холодный ветер, который пригнал плотные темно-серые тучи. Мальчик оказался прав: мне с больным ухом было гораздо уютнее в пусть старой и некрасивой, но меховой шапке, чем в платке-«паутинке».
Толпа пешеходов ринулась через проезжую часть, мы с Веней слегка замешкались и оказались замыкающими в процессии. Когда мы ступили на противоположный тротуар, очередной резкий и сильный порыв ветра сорвал с меня великоватый треух. От неожиданности я вскрикнула и тут же ощутила, как ледяные пальцы холода сжали мои уши.
Веня, не говоря ни слова, кинулся на середину мостовой, по которой набирающий силу ураган гнал треух из облезлого меха. Я обернулась и от ужаса потеряла дар речи.
Для пешеходов горел красный сигнал, потоки машин летели по дороге, а Веня, словно преследуемый лисой заяц, метался между иномарками, его голова в темно-синей беретке скакала, как мячик, вверх-вниз. Шоферы были недовольны присутствием на трассе мальчика, кое-кто нажимал на клаксон, кое-кто высовывался в окно и грозил парнишке кулаком.
— Стой на месте! — заорала я, когда паралич отпустил голосовые связки. — Не шевелись!
Но Веня, очевидно, не услышал мой вопль, резко подался влево и очутился прямо перед громадным трейлером. Наверное, шофер фуры всем своим весом навалился на тормоза. Послышался визг шин и глухой удар. Следовавшая за многотонной махиной «десятка» врезалась грузовику в зад. Я раскрыла рот. И тут «Тойота», ехавшая за «Жигулями», незамедлительно вломилась шедевру отечественного автопрома в бампер. Бумс! К «Тойоте» прилипла «Шкода», а через секунду к ним прибавились «Волга», серебристый внедорожник и автобус, набитый гастарбайтерами. Не успела я опомниться, как в «Икарус» врезалось маршрутное такси, а его тюкнула синяя «Мазда». Все произошло мгновенно, я только успела моргнуть пару раз, не больше!
Движение замерло. На встречной полосе из черного «Лэндкрузера» выскочила женщина в норковом полушубке и истерически заголосила:
— Ребенка сшибли! Его фура раздавила! Помогите! Люди!!!
Я приросла ногами к асфальту, разом потеряв способность шевелиться и говорить. Дорога встала намертво, из автомобилей начали выбираться водители и пассажиры, основная масса из них кинулась к фуре, шофер которой, схватившись руками за голову, привалился к колесу.
Над толпой носились крики:
— Доставайте из-под машины ребенка!
— Не трогайте, может, у него позвоночник сломан!
— Вызовите «Скорую»!
— Не вижу парня!
— Лезь дальше!