Когда тебя затягивает повседневная рутина, складывающаяся из интенсивной физической работы и не мене интенсивной канцелярской канители, не замечаешь, как бежит время. Время года: о, да — стояло лето. Эго все, что я в силах был заметить.
Доктора предупреждали, что тело в ходе микродирования включается в процесс, родственный половому созреванию, и это лишь подчеркивало для меня тот общеизвестный факт, что время — понятие относительное.
Я испытывал могучую эрекцию и волчий голод в перерывах между тренировками и основной работой.
Что касается работы, Рейли оказалась строгой начальницей — из тех, что не стесняются орать на своих подчиненных. Я испытал это на себе недели через две после вышеупомянутого разговора. Как раз тогда я сдал ей первое подготовленное самостоятельно сообщение для печати, и она бушевала в моем закутке около получаса, колотя дискетками по столу: «Делай так, как я сказала! Кто тебя просил заниматься самодеятельностью?!» И шторм разражался с новой силой.
Один из сослуживцев — некий Хендерсон, микродированный в Конана, сообщил мне, что Рейли одно время подвизалась на профессиональной сцене. Актерского таланта у нее, спору нет, хватало. Только я предпочел бы, чтобы она проявляла талант и темперамент в ином месте и с кем-нибудь иным, а не со мною.
Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что они с Джонни специально загружали меня работой и старались держать в узде, чтобы я не шлялся по Манхэттену и не искал приключений на свою задницу. Нет ничего опаснее повторного периода полового созревания.
Джонни, а с ним и Рейли, испытали это, видимо, на собственной шкуре.
IX
В мою обязанность входило составление сообщений для печати о развиваемых компанией направлениях моды так, чтобы из них невозможно было выловить ничего конкретного. Это тонкое искусство, и всегда, когда мне начинало казаться, что я постиг ее в должной мере, Рейли спускала меня с небес на землю. Вероятно, имей я более полное понятие о том, что готовится к демонстрации, это мне очень помогло бы; однако Рейли держала язык за зубами, а Джонни зашился в свою лабораторию в Коннектикуте и даже носа оттуда не показывал.
За неделю до намеченного приема по случаю демонстрации нашей компанией новой коллекции моделей осеннего сезона основные приготовления были закончены.
Мы сняли и отредактировали коротенькую видеопрограмму для коммерческого телевидения, и каждый из нас был уже по уши сыт общением с Рейли. Кстати, двое из тех репортеров, которым мы направили наши копии для предварительного просмотра, позвонили мне через двадцать минут после того, как их получили, и восторженно заявили, что лучшей ленты им в этом году видеть не доводилось.
Мы отпраздновали это событие несколькими часами позже, шляясь по забегаловкам. Последней из них оказался какой-то бар на крыше высотного здания, в котором я окончательно надрался в компании с Хендерсоном — приятелем из маркетинга и женщиной из коннектикутской лаборатории — ее звали Мерил Эллен Мерилл, и ее основным занятием являлась слежка за конкурентами.
Мерил Эллен была земной богиней ростом под два метра и весом около центнера, она всю ночь напролет накачивалась русской водкой и к тому времени уже едва держалась на ногах.
— Я кое-что знаю, — заявила она мне, с трудом ворочая языком. — Джонни сотворил нечто. Нечто воистину нетленное. Мы поставили новую систему охраны в его лаборатории. Он сидит там теперь безвылазно.
— Да, он всегда так поступает, когда запускается новая коллекция, — махнул рукой Хендерсон.
— Нет, нет — дело не в этом. Думаю, он снова взялся за молотоголовых.
— Что значит — взялся за молотоголовых?
— Ну да, корячится над штуковиной, которой занимался до того, как сбежал Карновски. Нет, ребята, это чувствуется, — она допила рюмку. — Напряжение, я имею в виду. — Она секунду посидела, тупо пялясь прямо перед собой, затем извинилась и неуверенной походкой направилась в женский туалет.
— Что еще за Карновски? — спросил я Хендерсона.
— Да был такой тип — переметнулся к молотоголовым. Копы думают, правда, что его похитили. Однако из лаборатории исчезли образцы вируса, поэтому мы все считаем его предателем.
Мы посидели немного молча, ожидая возвращения Мерил Эллен. Минут через двадцать Хендерсон поднялся из-за стола и заявил, что пойдет посмотрит, не случилось ли с нею там чего дурного. И больше в тот вечер я их обоих не видел. У меня шумело в голове и смыкались веки, поэтому я тихо и мирно побрел домой.
На следующей неделе, за два дня до заветной демонстрации, я впервые нарвался на секретный файл.