Пока она говорила, он чувствовал нарастающий гнев.
«Прекрати», – прорычал он.
– Но аристократия городов, аристократия ремесленников и торговцев не глупа. Определенно существовал брачный договор, в котором говорилось, как в случае развода бедный человек снова окажется бедным человеком. Смерть жены — другое дело. Больше никаких унизительных просьб о займах у свекра, никакого страха, что она узнает о любовнице, никаких жалоб на опостылевшего нахлебника. – Лабайя злобно ухмыльнулась. – Ты стоишь перед слугой Госпожи Судьбы. Положи что-нибудь или беги.
Дерьмо. Когда он представлял себе эту сцену, слова не застревали у него в горле.
– Моя жизнь.
«Скорее твоя смерть», – поправила она.
– Да. Твоя смерть.
Он услышал шорох позади. У стены какое-то время стоял мужчина. В глаза сразу бросался сломанный нос и ужасный шрам на щеке. А следом случайный взгляд непременно отметил бы рукояти коротких мечей, выступавших над плечами. В этих краях мало кто так носил оружие.
– Этот… – Дворянин кивнул на подошедшего.
– Не обращай на него внимания. – Тонкие губы Лабайи растянулись в холодной улыбке. – Его судьба ещё не решена.
Она положила кости.
– Так до скольких бросков мы играем?
05 - Plantacja (Плантация)
Солнце медленно садилось, запад светился багровым дольше, чем вчера или позавчера. Такой закат предвещал ужасно долгий и душный следующий день, в котором послеполуденные часы будут тянуться бесконечно, наполненные страданиями и свистом кнутов.
Кахесо поднял голову, вытер пот со лба и устало огляделся. Хлопковые поля, простиравшиеся до самого горизонта, каждое представляло собой квадрат со стороной в триста шагов, каждое отделено от другого неглубокими оросительными канавами, и каждое украшено в центре развесистым деревом сапри.
Широкие ветви могли предоставить достаточно тени, чтобы вся группа рабов одного поля могла отдохнуть в самые невыносимо жаркие часы дня, но теперь и эта привилегия осталась в прошлом. Рабы, орудия труда, обладающие речью, были дешевле, чем когда-либо в истории этих южных земель, в то время как хлопок благодаря открытию новых торговых путей достиг самой высокой цены за десять лет. Владельцы плантаций спокойно могли терять по несколько слабых рабов в месяц, только чтобы белое золото не пропало на полях. Жизнь низшей касты рабов, известных как кайхи или грязные, никогда не была легкой, но теперь она превратилась в ад.
Проходивший мимо Флего кивнул, подняв хлыст в издевательском приветствии. Кахесо плюнул под ноги своей лошади и слегка подбросил восьмифунтовый молот. Они обменялись улыбками, скупыми и холодными. Оба принадлежали к одной и той же касте рабов — аувини, также известной как «люди из пепла», оба были выше «грязных» и ниже «амри», хотя Флего, казалось, был доволен своим положением надзирателя за кайхами, что приносило ему такие преимущества, как лучшее жилье, лучшая одежда, кусочек мяса в супе и право вечером притащить к себе любую девушку.
Некоторые черви устроятся в любой луже.
Он наклонился и парой ударов молота вбил клин, удерживавший тележное колесо на оси. Перед уходом в армию отец научил его кузнечному делу, сказав, что хороший кузнец найдет работу хоть на краю света. Если бы он знал насколько близок к истине, вероятно предпочёл бы откусить себе язык. Но Кахесо показал себя ремесленником с полезными навыками, и его спина не сгибалась от рассвета до заката, истекая кровью под каждым новым ударом.
– Отец. – Барав выполз из-под телеги, волоча оставшиеся инструменты. — Куда это положить?
– На телегу. Только аккуратно.
Он тепло улыбнулся, глядя на спину сына. Мальчик, темноволосый и смуглый, внешне больше походил на мать, а от него унаследовал силу. Хотя ему только исполнилось двенадцать лет, он как-то ударил молотом по наковальне с такой силой, что стены кузницы содрогнулись. У него был хороший шанс пойти по стопам отца.
Только что он будет делать? Внезапная мысль начисто стёрла улыбку. Он наденет рабский ошейник, будет кланяться хозяину и его гостям, женится на девушке по своему выбору. Или — и именно такая мысль побуждала сердце отца к бунту — его продадут, потому что кузнецы ценны, а этой плантации двое не нужны.
Барав отложил инструменты, подмигнул отцу и принял позу, словно натягивая тетиву невидимого лука и направляя его в спину уходящего Флего.
Кахесо подскочил к сыну, схватил за рубашку обеими руками и прижал к борту телеги.