– О как! Это как?
– Ну как... – Валерик мучительно подбирал слова. В последние недели у него в голове клубились некие неопределённые планы, не выстроившиеся ещё в определённую систему. Они были нежные, как свежие, проклюнувшиеся в гробиках ростки, и говорить о них было стыдно, словно о чём-то интимном. Всё равно что взять и рассказать о том, что было у него с Лерой. – Миксами занимаются японцы. В основном. Ну вот...
– Да брось! Не страдай ерундой! – Александр Николаевич сделал пренебрежительный жест рукой. – У тебя же хороший английский. Все статьи японцы переводят. Только тратить время.
– И всё равно, – упрямо сказал Валерик. – Это не помешает.
– Ну да! – Александ Николаевич хохотнул. – А сколько лет пройдёт, прежде чем ты сможешь читать научные статьи? Да брось! Не мучайся!
– И всё равно, – Валерик чувствовал, как в нём растут злость и уверенность в своей правоте.
– Ну как знаешь, – Александр Николаевич выпрямился. Он тоже был в рабочей одежде, и руки его были перепачканы землёй, а в волосах запуталась древесная труха. Он подхватил лопату и направился было к выходу, как вдруг Валерик остановил его:
– А что если нам подать заявку на грант?
Это вырвалось спонтанно, Валерик даже не мог сообразить, путались ли мысли о гранте в том клубке из японцев и миксов, что сплёлся в его голове.
– На грант? – Александр Николаевич изумлённо вскинул брови, поставил лопату к стене, и она похоронно звякнула о деревянную обшивку.
– Ну да, на грант... А что? Если вам лень, то мне не лень...
Александр Николаевич криво ухмыльнулся и резко прервал его:
– Я в эти игры больше не играю.
– Нет? – Валерик вдруг снова растерял свою уверенность. – Почему?..
– Почему?! – завсектором подхватил лопату и несколько раз стукнул ею об пол, то ли давая выход раздражению, то ли взяв паузу, чтобы обдумать свои слова. – Да потому что себе дороже. Потому что за грант надо отчитываться, ты не знал?
– Конечно, знал. Но мы же возьмём не просто так. Поработаем, отчитаемся...
– А какая часть гранта до тебя дойдёт, м? Пятая? Десятая? И что ты на это купишь? Какое-такое оборудование? Пару лопат и несколько досок на гробики? Кого ты на эти деньги наймёшь? Нет, парень, у меня это вот где! Всё это затеять, а потом самому работать по двадцать пять часов в сутки и клянчить приборы вместо того, чтобы их покупать? Не, я не играю. Впрочем, ты, если хочешь... пожалуйста... Вдруг уже что-то изменилось? Пробуй! Я не против. Но без меня.
– А как же исследования?
– Исследуй. Я не против. Я только за. У нас в гербарии неплохой микроскоп. Для начала сойдёт. Но ты хоть начни...
– Но вы же понимаете, что если я начну серию опытов, то мне нужно будет ездить туда каждый день, а это полтора часа только на дорогу! То есть, вы меня отпустите?
– Нет, не отпущу. Ты мне нужен здесь. Или кто у нас будет работать? Мне хватит твоих лекций по четвергам, полевой практики и твоего внезапного побега в прошлом году. Моё терпение тоже не безгранично.
– И что же... Ну тогда... Тогда давайте настаивать на новом здании. Давайте на них давить, тем более, что проект давно утверждён, и наш сад – он же известен, нас знают в мире и...
– Ты вот о той летающей тарелке с оранжереей, гербарием, лабораториями, боксами, оборудованием? Вот об этом? О царстве стекла и бетона?
Это было сказано так язвительно, что Валерик замолчал. Потом спросил:
– Зачем вы это делаете? Почему вы хотите, чтобы я ничего не хотел?
– Потому что, – Александр Николаевич перегнулся через стойку и взглянул в Валериковы глаза взглядом одновременно злым и равнодушным, – я экономлю твоё время. Я тоже рыпался, и у меня это уже прошло. Знаешь, когда нам принесли первый проект здания? Лет пятнадцать назад. Потом было ещё проектов пять, один другого лучше. И деньги всё время вот-вот готовились выделить. И где это всё? Скорее приземлятся инопланетяне, чем у нас что-нибудь построят.
– И что?
– А что? Докторскую я защитил. Материала и так хватает. Мозгов тоже. И тебе советую. Ты, вон, столько накопал за последние годы, что на две докторских хватит...
– Но ведь не в званиях дело.
– А в чём?
– Я хочу, чтобы было интересно. Не только описывать, но и понимать...
– Ну, тут уж, знаешь, брат... – Александр Николаевич замер на секунду, подхватил лопату и вышел.
– Конничива... – сказал ему вслед Валерик.
С японцами Валерик общался из дома. Он познакомился с ними благодаря оранжево-синей арцирии.
Он садился перед ноутом, прилаживал над экраном маленькую дешёвую камеру, похожую на головастого воробушка, и звонил Наоко, ассистентке профессора Соитиро.
Она казалась неправдоподобно молоденькой для серьезной работы, которой занималась, и была хорошенькой, как восточные девушки, которых американцы снимают в боевиках. Они обсуждали последние исследования, и Наоко всегда умудрялась оставаться серьёзной и улыбчивой одновременно: Валерик даже не понимал, как так может быть.
С ней можно было говорить о вещах, по-настоящему тонких и красивых. Она знала о миксах всё, что только было возможно. Её воображение давно уже не будоражили громкие версии о том, что жизнь на земле могла начаться именно с миксомицетов, которые могли пролететь через космос, потому что их споры не нуждались в воздухе, переносили низкие температуры и были готовы десятилетиями ожидать попадания в подходящую для размножения среду... Ей не интересен был антураж, она хотела проникнуть в суть.
– Кайги... Кайги-дэ оайдэкитэ уресий-то... уресий-то омоймас, Юкава-сан, – Валерик стал нервничать и заикаться, как бывало с ним всегда, когда он переходил с привычного английского на японский. Сказав что-то, он впадал в ступор и начинал мучительно вспоминать, не наделал ли ошибок.
– Ваш японский становится лучше, Василенков-сан, – проговорила Наоко. – С каждым днём.
Японский акцент её английского, певучий и немного сюсюкающий, делал Наоко ещё больше похожей на ребёнка.
– Я тоже буду рада встретиться с вами на конференции. Живого общения ничто не заменит, ведь правда? Кстати, профессор Соитиро заинтересовался некоторыми вашими предположениями. Он хотел бы видеть вас не только в Европе, но и в Токио. Если бы не катастрофа на Фукусиме, мы пригласили бы вас в университет: поработать хотя бы несколько месяцев. Профессор был бы счастлив. Но...
– Я бы приехал, – прервал её Валерик. – Меня не волнует Фукусима. Я хочу работать.
Он наяву грезил лабораториями университета Кобе. Он вспоминал сплетение капеллиция, похожее на нежные девичьи волосы, и влажные прохладные плазмодии, прикасаться к которым было так же приятно, как к женским губам.
Оранжево-синяя арцирия была его ключом к этим лабораториям, где Валерик надеялся не только видеть и ощущать, но и понимать.
И когда Наоко сказала ему, что вопрос о приглашении в Токио почти решён, его сердце радостно ёкнуло. Жизнь снова обещала стать интересной.