— Так вот, если в реальной жизни взрывается бомба — то всё, игра окончена. Наш мальчик хотел назначить штраф в несколько очков для того случая, если макет упадет на землю, но я не согласился. Я решил — черт возьми, пусть это будет наш главный штраф. — По постаревшему лицу Холланда проползла тень улыбки. — Лукас, ты не мог бы продолжить объяснения?
Лукас избегал смотреть мне в глаза.
— Если ты уронишь макет, тебе будет автоматически засчитано поражение.
Мое сердце ухнуло вниз. Ни за что, ни в коем случае не ронять макет.
— А какое это все имеет отношение к маме?
— У тебя будет ровно пятнадцать минут, чтобы войти в зону Экзамена, найти макет и дойти с ним до конца полосы препятствий. Номер Три будет проходить полосу параллельно с тобой, и различия в исполнении будут влиять на общий счет.
Это мы уже проходили, но он пока так и не ответил на мой вопрос.
Мой взгляд переметнулся на Холланда, и я обнаружила, что его стальные глаза смотрят на меня. Поймав мой взгляд, он демонстративно разжал руку, показывая ярко-желтый предмет.
Зажигалка.
Я взглянула на нее, потом в дальний конец комнаты, где сидела связанная и накачанная успокоительным мама. В голове пронеслась ужасная мысль. Нет, не может быть.
— Это испытание предназначено для того, чтобы проверить твою способность концентрироваться на поставленной задаче в условиях экстремального эмоционального давления, — продолжил Лукас. — Тебе нельзя ни по какой причине отклоняться от цели. Ни — по какой — причине.
В этот момент Холланд чиркнул мясистым пальцем по колесику зажигалки. Зажигалка вспыхнула.
Кожу головы закололо тонкими иголочками страха.
— Чтобы оценить твою способность действовать под такого рода давлением, генерал Холланд внес в испытание дополнительный аспект, — сказал Лукас так, словно каждое слово ему приходилось выдавливать сквозь зубы. Он порылся в кармане, и мое внимание на миг отвлекли большие красные цифры, загоревшиеся на табло над зданием, изображавшим почтовое отделение.
— Таймер установлен на пятнадцать минут, — бесстрастно объявил откуда-то сверху электронный мужской голос.
Лукас вытащил руку из кармана. По-моему, она при этом дрожала. А потом он сжал ее в кулак — с такой силой, что костяшки, казалось, вот-вот прорвут бледную кожу.
— Пятнадцать минут — максимальное время на прохождение. Если не успеешь…
— Если не успею, то что?
За стеклом Холланд наклонил голову, высматривая что-то на полу. Зажигалка продолжала гореть.
Нет. Это неправда. Он просто издевался надо мной, чтобы проверить мою реакцию. Да, в этом была вся суть.
— Генерал Холланд сейчас тестирует новую… систему сбора данных. Она включает комплект электронных вентиляторов и устройств подачи топлива, которые регулируют скорость распространения огня. Сейчас таймер установлен на пятнадцать минут. Когда время выйдет… — Лукас умолк. Договорить он не смог или не захотел.
Присев на корточки, Холланд поднес зажигалку к полу. Загорелся крошечный огонек. К тому времени, как Холланд покинул комнату через дверь, которой мне не было видно, огонек превратился в полноценную стену огня, которая моментально выросла до уровня груди, а потом еще выше. Языки пламени покачивались взад-вперед, словно танцоры.
Пламя — совсем как то, в котором погиб мой несуществующий отец.
Чувствуя, как мой мир рушится, я мысленно закончила последнее предложение Лукаса.
Когда время выйдет, твоя мама сгорит заживо.
— Двадцать секунд до старта, — объявил бесстрастный электронный голос.
Внутри меня все словно превратилось в камень. Я не могла пошевелиться, не могла дышать. В голове, как будто подражая танцующим языкам пламени, замерцали варианты действий.
Разбить стекло, разорвать скотч, вытащить маму. Провалить третье испытание, потерять всё.
Сосредоточиться. Пройти испытание. Уложиться во время.
Всем своим существом я рвалась броситься к стеклу и разбить его. Выбрать первый вариант и вытащить оттуда маму. Но это будет означать, что игра окончена. Холланд победит, а мы с мамой проиграем.
Только второй вариант оставлял нам какие-то шансы.
Я должна была пройти Экзамен и победить.
— Пройдите, пожалуйста, на линию старта, — сказал Лукас. Не успев прийти в себя, я в оцепенении последовала за Номер Три к ярко-желтой линии на полу. Я чувствовала на себе тяжесть взгляда Лукаса, но не смотрела на него. Не смотрела я и на Холланда, и на маму.