Лазерный ремонт: Процесс запущен.
Так что я стояла и смотрела на Лукаса, видя, как серебристая перегородка сначала закрыла его непослушные волосы, потом лоб и наконец глаза, и мой взгляд вперился в полупрозрачную стенку, охваченную слабым сиянием.
Потом раздался щелчок, который, видимо, означал, что перегородка дошла до пола. Красное свечение над головой усилилось.
— Выпустите меня, — попросила я, умоляюще глядя на Лукаса.
Он покачал головой.
— Все будет хорошо. Это не займет много времени.
И тут сетка вокруг моего плеча ожила. Вспыхнули миллионы фотоэлементов. Внезапно я почувствовала в области сустава прилив тепла, равномерную вибрацию. Как в тот раз, когда мама чинила мне руку, только гораздо, гораздо сильнее.
Плечевое соединение: Отремонтировано.
В этот момент я не смогла бы пошевелиться, даже если бы появилась такая возможность. Потому что эти слова произнес не мой спокойный электронный голос. Голос был чужой, незнакомый.
Но что они тогда делали у меня в голове?
Осознав, в чем дело, я поперхнулась. Машина. Она каким-то образом транслировала эти слова в мой мозг.
Меня электрическим током прошил ужас, подталкивая к маниакальному, бездумному поведению.
— Выпустите меня! — заорала я. — Пожалуйста!
Лазер продолжал невозмутимо делать свое дело — теперь красное сияние и пульсирующее тепло опустились ниже по руке.
Рука: Отремонтирована.
— Нет, — прошептала я, больше не пытаясь кричать. Я не знала, слышал ли меня Лукас, но было ясно, что выпускать меня он не собирался. Между тем, я не могла пошевелиться, не могла думать, не могла дышать. Я хотела сжаться в комок, но стенки были неподатливыми, как будто меня похоронили с расставленными ногами и руками. Гробница, вот на что это было похоже. Как будто меня замуровали в гробнице, и я никогда, никогда из нее не выберусь.
Когда красное сияние опустилось до бедра, вибрация устройства закралась мне под кожу, в уши, проникая все глубже и глубже, пока я не начала дрожать вся целиком, не зная, виноват ли в этом страх, или машина, или и то, и другое.
«Бедренное соединение: отремонтировано», — объявил ровный холодный голос. Ощущение было таким неприятным, таким назойливым, словно мне в голову впихивали чужое сознание.
Снаружи послышался слегка дрожащий голос Лукаса.
— Уже почти всё.
Когда свечение наконец погасло, перегородка поднялась, а шипение известило о том, что стеклянные половинки начали раздвигаться, я даже не была уверена, что удержусь на ногах. Как только щель немного расширилась, я протиснулась наружу, рухнув на колени, и сложилась пополам, едва не касаясь лбом пола. От облегчения хотелось рассмеяться, но из горла вырвался только жалкий сдавленный всхлип.
Похоже, этот звук сорвал где-то внутри меня лавину, потому что сразу после этого я начала дрожать.
Несколько секунд спустя на мое плечо осторожно легла рука. Вскинув голову, я увидела, что надо мной склонился Лукас, еще более взъерошенный, несомненно, из-за своей привычки запускать пальцы в волосы, когда он нервничал. Парень стоял, стиснув челюсти, а его рука замерла над моим плечом, после чего еще раз невесомо опустилась на него.
— Ты в порядке?
Поднимайся, Мила. Встань и сделай вид, что все отлично. Лукас, может, и кажется хорошим, но он верен Холланду.
Холланд. Одного этого имени оказалось достаточно, чтобы подстегнуть меня к действию.
Я встала.
— Я в порядке. Я просто притворялась — хотела пошутить.
Он навис надо мной, его лицо по-прежнему было пепельно-серым, а между бровями лежала глубокая складка.
— Ясно, — протянул Лукас. — То есть, ты так вела себя не из-за того, что поняла, для чего еще используется эта установка?
— Что вы имеете в виду?
— Кроме ремонта, мы подключаем сюда андроидов, чтобы изменять их программы. Или ликвидировать их.
Ликвидировать.
Комната поплыла перед глазами, и на миг мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок, хотя на ногах я стояла твердо. Губы задрожали, и я крепко сжала их.
Возьми себя в руки, Мила.
И у меня получилось. Но в голову впервые закралась ужасная мысль: возможно, быть андроидом, который не чувствует все, как настоящий человек, было бы лучше.