– Вообще-то тройня!
– Что?!
– У нас тройня Макс!!!
– И все дети на месте? – если это не полный всепоглощающий а*уй, то я не знаю даже как по-другому описать выражение на лице Асланбекова.
– Все на месте. – улыбаюсь я. – У меня в животике. Живые и здоровые!
– Ну что? Аборт сделали? – возвращается в приемную Роман.
– Ах ты ж с*ка! Ах ты ж у*бок недоделанный!!! – поднимается с колен Макс. – Ты зачем ее сюда насильно притащил?! На аборт? Наших детей убивать?! Ну все, тебе не жить, мразота!
Боссы колошматят друг друга почем зря. Швыряют об стены абортария и дико матерятся заковыристыми брутальными мужским выражениями.
– Ух как пар спускают! – глаза врачихи горят возбуждением.
У нее нет поп-корна, и в ход идут сушки.
– Прям бойцы ММА хреновы! – хмыкает, она закусывая свой восторг баранкой. – Не поубивают друг друга, а? Может, полицию вызвать?
– Не стоит. – останавливаю я ее. – Сейчас напряжение отпустят и оплатят вам ущерб.
– Да уж, желательно, чтобы возместили…
На этой ноте Макс от души разбивает Ромино лицо об свое колено, отправляя последнего в нирвану.
Оборачивается ко мне. Страшный. Всклоченный. Бородатый. Здоровый. В кровище и боевых царапинах. На дне черных глаз плещется безумие.
– Э-э-э… – пячусь я от разъяренного бугая. – Э-э-э… запасной выход есть? – вопрошаю у доктора.
– Есть. Только не успеешь! – так же сдавленно отвечает мне врач.
– Стоять!!! – ревет Макс и одним мощным выпадом оказывается подле меня.
Несмотря на все свое безумие, он аккуратно отрывает меня от земли и устраивает у себя на руках.
– Счет пришлете! – бросает он ошалевшей от всего происходящего тете.
Макс такой горячий, что сейчас прожжет мою кожу через одежду. Тестестерон так и прет из него, вместе с потом и кровью от хорошего мужского мордобоя. Его звериный брутальный мужской запах бьет по моим рецепторам наотмашь.
– Куда ты меня несешь? – осторожно спрашиваю я.
– Молчи, женщина! Не обижу! – рычит он, потому что пока не в состоянии говорить обычным своим голосом.
Я затихаю. Такому самцу хочется довериться. Он сильный. Защитил от первого идиота. Меня и детей сберег. А это – самое главное. И пока он несет меня в машину, у меня возникает древнее как мир чувство. Нет, это древнее чем чувства, это – инстинкт. Инстинкт принадлежащие меня как самки самому сильному и лучшему из самцов! Альфачу. И я прекрасно чувствую, чем сейчас это все закончится.
Моя интуиция меня не подводит. Только на сей раз, тра*ать меня в машине средь бела дня Макс не спешит. Мы едем ко мне. Едва ли я успеваю увести Фердинанта на кухню, как немедленно становлюсь атакованной лучшим из самцов.
Я было сопротивляюсь, но Макс рычит мне ухо, беспощадно дергая за пуговицы блузки:
– Прекрати барахтаться! Я п*здец как хочу тебя, поняла?!
Я скашиваю глаза к его брюкам и изумляюсь величине бугра, ясно обозначенного в районе ширинки.
И хотя Макс уже изнемогает от желания, он не хочет брать меня не подготовленной, не разгоряченной, как следует.
Мой лифчик беспощадно срывается с груди, и босс немедленно припадает к ставшим чувствительными из-за беременности горошинам. Облизывает, прикусывает, дует так, что меня подбрасывает вверх, выгибает к нему на встречу, а он только этому рад. Облизывает мои вершинки как кот украденные сливки.
Но в какой-то момент и мне и ему этого становится катастрофически недостаточно. И тогда Макс подтягивает меня за ножки поближе к себе, забрасывая их на плечи.
Я беспомощно раскрыта перед его диким голодным взглядом. Макса ведет. Меня и подавно. Аж все холодеет и обдается кипятком попеременно. Я пытаюсь скрестить ножки, но Макс что-то грозно рыча на своем языке, насильно раздвигает их, чтобы приставить к лепесткам всю свою внушительную длину.
– Только осторожно… – умоляю я его, пока в состоянии произнести хоть слово. Ибо потом, после наполнения меня им я забуду обо всем на свете!
Макс идеален для меня. Впрочем, как и Роман. Они вдвоем… и зачем я только думаю про него? Ведь он едва ли не лишил меня самого дорого что есть в жизни каждой женщины – беременности и детей!
Макс усиливает напор, напряжение возрастает многократно. Еще немного и между нами заискрит! Мысли о Роме улетучиваются окончательно, ибо там, в самом низу живота нарастает что-то очень горячее – будто пружина скручивается из настоящей огненной раскаленной лавы. Мне тепло, горячо и невероятно хорошо одновременно.
Макс завинчивает своими глубокими мощными движениями эту пружину до упора, до отказа, а потом отпускает ее и она… выстреливает. Мощным потоком конвульсивного удовольствия! Меня прошивает волнами удовольствия так, что трясутся ноги, а Макс ускоряется, чтобы теперь на этот раз отпустить свою пружину.