Сухогруз "Стальная гора" отнюдь не вселял мне доверия. Что там за матросы на борту, какова дисциплина? Сколько дней они уже провели в Синтане? А ведь в городе нет портовых борделей, общение с искусницами иностранцам категорически запрещено… Скорпион, почему ты молчишь и не жалишь меня своим жаром? Неужели всё и вправду спокойно, и на борту сухогруза меня не поджидают неприятности?
Я приглядывалась к аконийским судам и их названиям, но всё не могла отыскать "Стальную гору". И тут я увидела её – двухпалубную яхту "Вечерняя звезда". Что, меня не подводит зрение? Это та самая яхта графа Гардельского? Ошибки ведь быть не может? Не бывает же двух яхт с одинаковым названием?
– Пожалуйста, – обратилась я к гребцам и указала на яхту, – туда, везите меня туда.
Матрос-тромец оживился и на ломаном сарпальском попытался воззвать к порядку и грести к "Стальной горе", но моя речь была для чахучанцев куда понятней.
– К белой лодке со стёклами наверху, – я снова показывала на яхту, и чахучанцы старательно направляли своё судно к ней.
Когда мы чуть не ударились о борт, я выбежала из-под навеса и начала кричать:
– Эй, на борту "Вечерней звезды"! Отзовитесь!
Тромец подскочил ко мне и на корявом аконийском стал меня распекать:
– Мы плыть "Гора сталь". Вы сидеть молча.
– Сам сиди. И руки от меня убери.
На шум сбежались матросы и уставились на нас с нижней палубы яхты.
– Я Эмеран Бланмартель, мы уже виделись с вами на Камфуни. – попыталась я напомнить им о себе. – Я была у вас на борту в гостях у графа Гардельского.
– Маркиза Мартельская? – чуть ли не в ужасе вопросил самый старший из них. – Да мы же вас уже пятую неделю ищем по всему побережью!
– Тогда позвольте мне подняться к вам на борт. Пожалуйста.
Мне скинули верёвочную лестницу, и тромец уже никак не мог мне помешать воссоединиться с соотечественниками.
Как только я забралась наверх, в меня вцепились три пары рук, чтобы помочь перелезть через поручень и не разбить камеру вместе с содержимым сумки. Всё, я на аконийском судне, почти дома.
– Пожалуйста, скорее снимайтесь с рейда и выходите в море, – взмолилась я. – Мне нельзя здесь больше оставаться. На мою жизнь покушались.
Матросов словно ветром сдуло с палубы. Они разбежались в разные стороны: кто в рубку, кто в трюм. Я же одиноко стояла на палубе и думала, что же делать дальше. Про меня словно все забыли. Хотя, о чём это я, я же сама просила поскорее покинуть порт, вот все и стараются.
Я уже хотела подняться на верхнюю палубу, как вдруг из трюма поднялся он – Эжен Гардельян. Всё такой же седовласый, франтоватый, но непривычно растерянный:
– Эмеран, как же долго я вас искал...
Я не успела ничего ответить и даже понять, как граф смял меня в страстных объятиях и крепко прижал к себе, уткнувшись в шею горячими губами. Его смелые прикосновения не шли ни в какое сравнение с робкими объятиями Шанти. И оттого мне стало не по себе.
– Эжен, пожалуйста… – я попыталась выставить руки вперёд, лишь бы он как можно скорее отстранился от меня.
– Да, конечно, простите, – словно опомнился он. – Просто я столько дней не мог думать ни о чём кроме вас. Вы так неожиданно пропали с острова. Я вышел на ваш след в госпитале Камфуни. Какой-то пропитый тип со сломанной ногой сказал, что вы вместо него поехали в Синтан с журналистом Адриэном Леонаром. Я нашёл этого Леонара уже в столице. У него одна за одной выходили статьи в "Голосе Фонтелиса", иллюстрированные репортажи из Чахучана. Я прижал его и спросил, где фотограф, который делал снимки. В редакции он всем говорил, что его напарник, тот тип со сломанной ногой, из-за несчастного случая остался в госпитале, и Леонар сам снимал свой репортаж.
– Ложь! – не стерпела я. – Он украл мою фотокамеру, подарок Лориана, и бросил меня в горах!
– Что!? – вскипел граф, и угрожающе процедил, – найду мерзавца во второй раз и морально уничтожу.
А дальше мы поднялись в кают-компанию, где я услышала душещипательную историю о том, как Леонар клялся графу Гердельскому, что расстался со мной в Синтане в виду моей полной профнепригодности и безответственности. Он сказал, что забрал у меня редакционную камеру и поехал делать репортаж вверх по реке Палай, я же, по его словам, осталась в Синтане ждать пароход до Камфуни, а когда покинула Чахучан, Леонар не знает.
Я поняла, эта бесстыдная ложь была призвана прикрыть не только трусость Леонара, но и интриги генерала Зиана. Рин Реншу наверняка придумал сам, что говорить Леонару о моём исчезновении, чтобы правда никогда не всплыла. Да вот только эти двое не учли двух факторов: что меня разыскивает сам граф Гардельский, а я решительно настроена вернуться домой.