Из открытой настежь двери флигеля в одной сорочке и босиком выбежала Ириски, и, заламывая руки, громко зарыдала.
— Пойдем! Дальше тебе будет очень больно смотреть, — предложила Медвяная Роса и крепко сжала ему руку.
Он повернулся к ней, уткнулся лицом в грудь и заплакал от переполнявшего его чувства благодарности и светлой радости. Медвяная Роса гладила его, как маленького, по голове и шептала нежные и ласковые слова, от которых ему становилось все легче и легче. Он даже не заметил, что вместе с нею уже поднялся и парит над землей на высоте птичьего полета. Когда же, наконец, до него дошло, что законы земной гравитации на него не действуют, он спросил себя и ее:
— Неужели это все?
— Нет, — ответила она и уточнила: Тебе предстоит пересадка на другой плот и возвращение к родным берегам.
— А ты? — робко поинтересовался он.
— Я останусь с тобой, и теперь уже навсегда, — ответила она и в ее живых глазах заиграли добрые и веселые смешинки.
Он хотел было спросить ее о цели и маршруте предстоящего путешествия, как она привлекла его внимание к тому, что происходит на земле, то есть на территории орландского подворья, от которого они, незаметно, отлетели на расстояние полукилометра. Из высокой кирпичной трубы на крыше флигеля вырвался язык пламени и принял форму козлиной головы с большими рогами, бородой и пустыми черными глазницами.
— Беее! Беспредел! — проблеяла "козлиная голова", и, оторвавшись от трубы, начала медленно от нее удаляться.
— Алексхан? — спросил он ее.
— Да. Тело его сгорело в камине, а все остальное вышло через трубу, — подтвердила она его догадку.
— Кто же в камин его загнал? — Павлова распирало любопытство.
— Полагаю, что он сделал это сам, ну, может быть, не без помощи Айдан, — весело ответила Медвяная Роса.
Павлов подумал, что с его стороны было бы очень невежливо улететь в Москву и не поблагодарить Айдан за помощь, которую она ему оказала. Также неплохо было бы проститься со стариком Бильдыевым, с Лисичкой, с Ириской, с Толемей-ханом, с Сансарой и Урсулой. Он с благодарностью вспомнил имена сотен людей, с которыми ему довелось встретиться за время своего удивительного путешествия.
— Ты забыл про Березку, — напомнила ему Медвяная Роса, которая, очевидно, свободно читала и угадывала его мысли.
— Я ее помню, — сказал он, сгорая от стыда и смущения.
— Тогда давай ее навестим! — предложила она.
— Ты не возражаешь? — удивился он, почему-то считая, что прекрасная дакотка должна испытывать к Березке ревность.
Явно прочитав его мысли, Медвяная Роса рассмеялась, и, не говоря ни слова, повлекла его за собой на переливающуюся лунным серебром поверхность Голубого залива. Они прошлепали по воде несколько шагов, и навстречу к ним из зарослей камыша выпорхнула маленькая лодка из стеклоподобного материала, отливающего золотистым цветом, с изогнутым, как лебединая шея носом. Медвяная Роса заняла место за кормовым веслом, а он сел на банку гребца и взял в руки почти прозрачное двухлопастное весло. И они пошли вверх по реке Ипуть.
Третий поход Павлова на Красные Камни на чудесной лодке Медвяной Росы оказался самым коротким и самым быстрым. Уже на рассвете они подошли к Главному причалу и его знаменитой, высеченной в скале лестнице. По дороге они, без умолка, разговаривали. Павлов рассказывал Медвяной Росе о том, что ему пришлось в облике старшего сына императора джурджени пережить, а она поделилась с ним своими впечатлениями от путешествия в одну далекую галактику.
На пустынном причале у самой кромки воды стояла молодая женщина в скромном холщевом сарафане и темным платком на голове. Она напряженно всматривалась в круги, образовавшиеся на воде, как будто уже знала о том, что они могут означать.
— Березка, здравствуй, это мы! — приветствовала ее Медвяная Роса.
— Да, я вас вижу, но только очень смутно. Я уже все поняла. Ночью мне приснился сон, что, будто бы я стою на причале и кого-то жду. Проснувшись, я не стала раздумывать, и поспешила вас встретить, — очень кратко и емко сообщила Березка.