4 июня Театральная площадь снова обагрилась кровью. Джохар собирался поставить во главе Службы национальной безопасности Ису Арсамикова, о его назначении они говорили с Зелимханом Яндарбиевым в это утро. Через полчаса пришло известие, что он и Джалавди Экиев убиты… Вооруженные группы «оппозиции» стояли с четырех сторон перекрестка. Когда до машины в которой ехал Иса, оставалось 100 метров, кто-то из них крикнул: «Вот он! Огонь! Не упускайте его». И с трех сторон открыли перекрестный огонь. Машина наскочила на бордюр аллеи и остановилась. Раненый Иса тяжело вывалился на асфальт. Бандиты подошли и в упор расстреляли его. Это была огромная потеря.
Узнав об убийстве Исы и Джалавди, люди прибывали на площадь Свободы. Возмущенный народ требовал разоружить, арестовать и судить бандитов с Театральной. Но убийцы, испугавшись справедливого возмездия, дождались темноты и растаяли в июньском сумраке. К двенадцати часам на площади никого не было.
Следующим шагом правительства стало разоружение муниципальной незаконной полиции, созданной Бесланом Гантамировым, засевшей в здании Городского собрания. На предложение разойтись из окон застрочил пулемет. Бой длился полтора часа. Около сорока человек сдались, убитые и раненые были с обеих сторон. Похороны убитых гвардейцев сопровождались митингами и траурными шествиями по всему городу. Убитых бандитов хоронили тайно их родственники. Так закончилась очередная попытка государственного переворота, организованная российскими спецслужбами.
Был создан государственный комитет по расследованию всех обстоятельств произошедших событий, но силовые структуры МВД, ДГБ, как и прокуратура, оказались недееспособными, они сами были одним из «камней преткновения» на тернистом пути к свободе.
А у нас в доме появился новый охранник Джохара, Магомет Хачукаев. Сначала он просто ездил с гвардейцами в эскорте, сопровождая президента, а потом его перевели в личную охрану. Он успевал везде: дома и в Президентском дворце — и скоро стал незаменимым, добровольно взвалив на себя то, от чего другие отказывались. Первый год президентства я сама занималась с Деги — младшим сыном, вместе мы «прошли» 2-й класс. Ему не разрешали ходить в школу родственники, опасаясь возможного похищения и последующего шантажа спецслужб России. Даже играть и бегать с мальчиками на улице ему было нельзя. Бедный Деги томился в доме, как маленькая птичка в клетке, и Магомет его за это очень жалел.
Магомет был сиротой, восемнадцатилетняя мать умерла при его рождении, а отец, который был в три раза старше ее, умер еще раньше. Это был очень неравный и поэтому несчастный брак. Старшие братья, которые годились ему в отцы, не знали, что с ним делать, и отдали новорожденного в интернат. Заведующий интернатом и все его питомцы стали для Магомета одной большой семьей. Он вспоминал о них всегда с нежностью и любовью. Эта же братская любовь вспыхнула в его сердце и к нашему маленькому затворнику. Он сам взялся возить Деги в школу, терпеливо ждал, пока закончатся уроки и потом отвозил его обратно, набрав по дороге еще полную машину детворы. Деги ожил, в школе у него появились друзья и любимые предметы. Когда он приезжал с Магометом, глаза его блестели. За эту неблагодарную работу (ведь большую часть дня приходилось уделять нашему дому) охрана Джохара насмешливо прозвала Магомета «домовым». Но он не обижался, ведь у него никогда не было своего дома, и похоже, это прозвище ему даже нравилось. Он стал моим самым преданным помощником и третьим, старшим сыном. Когда Магомет приезжал из Рескома, Деги летел к нему навстречу, а потом они сидели, обнявшись, перед телевизором и, растягивая удовольствие, медленно ели два «Сникерса», которые всегда приносил Магомет, оба их одинаково любили. Как-то он рассказал мне, почему оказался у нас в охране: во сне ему приснилась его юная мать, которую он никогда не видел, но сразу узнал, и, с любовью взглянув на него, тихо сказала: «Иди, встань рядом с президентом и оставайся с ним до самого конца».