— Помогите… — прохрипел он.
Изя тут же притащил из саней флягу с водкой. Я смочил раненому губы, потом дал сделать небольшой глоток. Он закашлялся, но в глазах его появилась жизнь.
— Кто это сделал? Разбойники? — спросил я, пока Рекунов осматривал его рану в плече.
Раненый горько усмехнулся, обнажив прокуренные зубы. Он на мгновение замолчал, собираясь с силами.
— Какие, к черту, разбойники, барин… Свои это… кяхтинские.
Глава 9
Глава 9
— У нас в Сибири, барин, охота на человека — дело привычное, — хрипел ямщик, пока я кое-как перевязывал ему рану, судорожно вспоминая познания в полевой медицине. — Осенью, как работы на приисках встанут, люд с деньгой и золотишком домой тянется. Вот тут-то на них и выходят… Разные людишки разбойничают, как бродяги, всякие там бывают и купцы уважаемые, господа чиновники… развлечение, охота. Уходят на неделю-другую в тайгу, якобы на оленя. А сами бьют старателя, как косулю. Деньги, золото забирают. А кто победнее — так и сапоги с одеждой с мертвяка снимут… И никто это за убийство не считает. Охота! Опасный зверь, говорят, бродяга-то. У него ведь тоже револьвер в кармане быват…
Так-так. Похоже, здесь тоже горбачат все кому не лень.
— Так вот и наши… из таких же. Только они на мелочь не разменивались. На почту позарились. Сам городской голова наш, кяхтинский, Лазарев, богатый как Крез… и дружок его, директор почтового ведомства, статский советник Батурин. Столпы общества, к губернатору на чай ходят… — Ямщик снова злобно усмехнулся.
Он рассказывал, а передо мной вставали картины безыскусной сибирской жизни. План их был прост и нагл. Тракт из Кяхты на Верхнеудинск в этом месте, как раз за городом, делает большой крюк, а есть тропа напрямик, через болота, верст двадцать, известная лишь им одним.
— Вчера сам директор Батурин нас отправлял, — продолжал раненый. — Денег и золота в этот раз было особенно много. Две тройки. Четверо почтарей охраны. Он нас всех лично провожал, ручкой махал… А сам с Лазаревым, сволочь, напрямик. Обогнали нас и устроили засаду вот здесь!
Я оглянулся на заснеженное поле. Да, в этих кустах жимолости и березы вполне можно укрыться, даже с лошадьми. Меж тем Степан со своими подняли спасенного и уложили на одни из саней. Раненый застонал.
— И вот, когда наши почтовые тройки поравнялись, они и выскочили на дорогу, — бледнея от боли, продолжил он свой невеселый рассказ. — Мы их сразу и узнали — кто ж в городе не знает городского голову и почтового начальника? Остановились, разумеется. А они, сволочи, подошли к упряжкам и молча, без единого слова, застрелили лошадок. А потом и в нас палить начали. Мы за оружие, а выстрелов нет, одни щелчки! Бах-бах, без толку! Это уж я потом смекнул: Батурин, паскуда, перед отправкой патроны-то наши и выпотрошил, пули вынул.
Мы с Изей переглянулись.
Вот это да! Вот уж оборотни так оборотни!
— Я первой же пулей ранен был, в плечо. Упал, притворился мертвым. Лазарев подошел, пнул меня сапогом. Я не шелохнулся. Он приставил револьвер к моему виску… я уж с жизнью попрощался. Щелк! А барабан-то пустой. Батурин — он на коне остался, не слезал даже — крикнул ему: «Да брось ты его, он и так мертвехонек, не задерживайся!» Затем вспороли мешки, сгребли деньги и золото в свои сани, да и уехали.
— Куда? — невольно вырвалось у меня.
— Да, вернее всего, той же короткой дорогой поскакали обратно в город.
Он замолчал, тяжело дыша.
— Когда они уехали, я кое-как до кустов дополз. Думал, тут и помру. А тут вы…
Я смотрел на этого чудом выжившего человека, и в моей голове складывался план. Холодный и четкий. Просто отвезти его, скажем, в Верхнеудинск, и сдать властям? Бесполезно. Городской голова и начальник почты. Их слово против слова простого почтового служащего. Его либо убьют в камере, либо объявят сумасшедшим. Оба преступника наверняка уже устроили себе алиби. У таких, как они, всегда найдется пара-тройка зависимых от них людей, готовых подтвердить что угодно. Нет. Действовать надо иначе.
— Едем обратно в Кяхту. Быстро! — скомандовал я.
— Куда? Зачем? — не понял тот.
— К Верещагиной.
«Она единственный человек, у которого хватит власти и смелости наказать. И действовать надо немедленно», — промелькнуло у меня в голове.
Уложив трупы остальных на сани, мы двинулись обратно, настегивая коней.
Через пару часов мы ворвались во двор особняка Верещагиной, вызвав переполох среди прислуги. Я потребовал немедленно доложить хозяйке.