Глебов коротко кивнул. Он прекрасно осознавал, кто был настоящим архитектором этого плана.
— Договорились, — заключил он. — Итак, господа, совет окончен. Начинается военная кампания! Вы выиграли нам время, господин Тарановский, устроив фейерверк на Клязьме, теперь давайте устроим взбучку здесь, в Москве. И поганой метлой вышвырнем эту публику вон из России! За дело, господа!
Когда мы вышли из кабинета, Плевак все еще не мог прийти в себя. Он шел, глядя перед собой невидящими глазами, и бормотал: «Сенатская ревизия… Я… в канцелярии сенатора-ревизора… Невероятно…»
Изя хлопнул его по плечу.
— Что, Федя, в штаны наложил от счастья? Держись крепче. Мы идем делать большую историю. И, если повезет, таки поднимем на этом неплохие деньги!
Я же, выпустив сотоварищей на волю, вернулся в кабинет сенатора.
Глебов все еще стоял у стола, задумчиво глядя на карту Российской Империи, занимавшую полстены.
— Ваше превосходительство, позвольте еще один вопрос, уже не касающийся опеки.
— Слушаю вас, месье Тарановский!
Я извлек из-за пазухи аккуратно свернутые бумаги — проект ходатайства и устав «Сибирского Золота».
— Вот. Промышленное общество. Цель — разработка приисков в Сибири. Как я понимаю, ключ к успеху любого подобного предприятия лежит в кабинете его императорского высочества, великого князя Константина Николаевича.
Сенатор взял бумаги, его сухие, сильные пальцы с энергичным шелестом развернули листы. Он читал неторопливо, внимательно, и густые, кустистые седые брови то сходились на переносице, то удивленно приподнимались. В его глазах я не видел ни жадности, ни корысти, только интерес государственного мужа, оценивающего новый винтик для огромной имперской машины.
— Паровые драги… размягчение вечной мерзлоты паром… гидравлическая добыча… — бормотал он, пробегая глазами техническую часть, которую я щедро сдобрил терминами из будущего. — Амбициозно. Смело. Что ж, великому князю это определено понравится! Он падок на все новое, в особенности на мощь пара и машин. Он видит в этом будущее России…
— Значит, есть шанс получить высочайшее одобрение? — поинтересовался я.
Глебов положил бумаги на стол и посмотрел на меня в упор.
— Шанс есть. Но есть и огромная преграда. Его высочество — человек, которого сильно разочаровали. Он, как пылкий влюбленный, бросился в объятия прогресса, а его обманули. Имя его разочарования — Главное общество российских железных дорог. Те самые господа, с которыми мы собираемся воевать. Ему тоже обещали европейскую эффективность, скорость, неслыханный прорыв. А получили воровство, волокиту и роскошные особняки для директоров.
Глебов аккуратно закрыл папку с проектом «Сибирской золотопромышленной» и вручил ее мне.
— Он прочтет ваш проект, — продолжал сенатор, — и, конечно, восхитится размахом. А потом спросит: «А где гарантии? Что, если все эти паровые драги — такой же пшик, как и быстрое строительство дорог? Кто поручится, что это не очередной прожект для выкачивания денег из доверчивых акционеров?»
— Главной учредительницей выступит Аглая Степановна Верещагина, — сказал я. — Ее имя в Кяхте и по всей Сибири — само по себе немалая гарантия.
Во взгляде Глебова промелькнуло снисхождение.
— Для Сибири — да. Для Петербурга — нет. Для великого князя она уважаемая дама, но в то же время… всего лишь провинциальная купчиха. Он решит, что это вы, иностранец с грандиозными идеями, заморочили ей голову, и Аглая Степановна, в свою очередь, сама стала жертвой обмана. Нет, господин Тарановский! Имя Верещагиной — это хороший фундамент. Но чтобы пробить стену в Зимнем дворце, нужен таран. Поручитель, чье имя гремит на московских и петербургских биржах. Человек, чьи капиталы реальны, а деловая хватка ни у кого не вызывает сомнений.
В моей памяти мгновенно всплыл образ. Окладистая борода, цепкий взгляд, цокающий северный говорок и миллионные обороты. Человек, который сам пострадал от ГОРЖД и теперь искал, куда вложить свои капиталы.
— А если за меня поручится Василий Александрович Кокорев⁈ — торопливо произнес я.
Сенатор замер. Он медленно поднял на меня глаза, и в них было уже не просто уважение, а почти изумление.
— Кокорев… Откупщик? — Он выдержал паузу, а затем по его губам скользнула усмешка. — Клянусь честью, Тарановский, вы все сильней изумляете меня! Кокорев… Это финансовый гений, выросший из простого солевара. Да, о его методах ведения дел ходят разные слухи, но его капиталы и его слово тверже гранита.
Он снова взял со стола устав и взвесил его на руке, словно оценивая по-новому.