— Это было бы превосходно, но… — протянул Коттино.
— Что вас смущает? Его содержание, уход за ним? Уверяю вас, что если вы подпишете контракт на его обучение, то он сразу же будет получать шестую часть заработка взрослого рабочего, а этого для начала вполне достаточно. Через год его заработок увеличится. Все это вполне покроет мои расходы по его содержанию. Вам придется позаботиться только об одежде и о карманных деньгах.
— Мосье Бланше! Мне бы не хотелось, чтоб Мило был вам в тягость, — запротестовал моряк, — и я могу…
— Вы забываете, что Мило ежедневно работает у меня еще и в конторе, — перебил его, улыбаясь, печатник. — И еще одно: он заставил меня проделать одну великолепную штуку: почти по его настоянию я купил велосипед с коляской для Полетты. Девочка была страшно рада, а это ведь намного ценнее, чем все врачи на свете!
Печатник рассказал историю с «трехколесным гулякой», и тогда Луи Коттино наконец сдался.
ГЛАВА LXXX
Итак, решено: Мило остается в Руане и будет печатником. Потребовав тишины, мосье Бланше медленно и торжественно огласил всем присутствующим эту новость.
От неожиданности Мило застыл на месте, широко раскрыв рот, а Полетта с матерью тут же пришли в неописуемый восторг:
— Ура! Ура!
— Должно быть, он не слишком доволен, — пошутил печатник.
— Ой, что вы! — растерянно пробормотал Мило и вдруг, засмеявшись, расплакался.
— Что это ты, дружок, нюни распустил? — погладил его по голове отец.
— Просто так… от неожиданности…
— Ну, ты хоть доволен?
— Еще бы! — И, боясь обидеть отца, добавил: — Знаешь, папа, я был бы просто счастлив, если б поехал с тобой…
— Ничуть не сомневаюсь, дружок, но дело это очень нелегкое… И кроме того, жизнь моряка, какой бы она ни казалась привлекательной, трудна, а в особенности для новичков. Зато я буду совершенно спокоен, зная, что эту зиму ты проведешь в типографии мосье Бланше. Помимо прочего, мы не будем надолго разлучаться, ибо мне сказали, что «Выносливый» часто будет заходить в Гавр… А сейчас, чтоб мы могли побыть вместе подольше, я попрошу мосье Бланше — покуда ты еще не ученик — отпускать тебя после полудня каждый день в течение двух недель.
— Он может уходить также и утром, — вмешалась мадам Бланше. — Я сама посижу в конторе, как и бывало.
— Нет уж, предоставьте это мне! — заявила Полетта.
— Тебе нельзя, Полетта, потому что ты утром занята уборкой с Селиной. Ничего не случится, если я сам побуду в конторе, — заупрямился Мило.
— Ну хорошо, — решил мосье Бланше. — Будешь в конторе с восьми до девяти.
Две недели провел Мило с отцом. Захватив с собой завтрак, они пешком или на велосипедах совершали чудесные прогулки. Пожалуй, не стоит говорить, что нередко они прихватывали с собой Полетту на неизменном «гуляке» и Пьера, у которого уже начались каникулы.
Незабываемы были дальние поездки на рыбалку, веселые пикники, которые устраивали на даче мосье Бланше и родители Пьера!
Но вот настал день, когда Луи Коттино сел в поезд и отправился через Париж в Бордо. Накануне он пригласил всех на прощальную прогулку по реке. Он снял напрокат красивую парусную лодку и усадил в нее все семейство Бланше, и Мило в последний раз выполнял обязанности юнги…
Отец уехал, а Мило, надев рабочую блузу, купленную ему отцом, снова вернулся в типографию.
И вот однажды в витрине конторы среди образцов появилось следующее объявление, отпечатанное темно-коричневой краской:
Это объявление составил, набрал и отпечатал сам Мило.
Когда он с горделивой нежностью посматривал на этот небольшой листок, ему невольно вспоминались и первые трудности, и первые огорчения, и первые радости познанных удач.
В один из осенних вечеров, удобно устроившись за маленьким письменным столом, Мило писал Фиорини:
«…Мне кажется, что после школы я с открытой душой сразу устремился в незнакомый мне мир человеческого труда, чтобы испытать собственные силы и найти свое настоящее призвание.
Только здесь, уверяю вас, нашел я его… и знаю почему…
Дорогой мосье Фиорини, я часто вспоминаю о ваших словах, которые вы сказали однажды по дороге из замка Иф. Тогда я не любил трудиться и все боялся, что так и не привыкну к труду, не полюблю его. И все потому, что у меня не было никакой специальности, потому что мне неведомы были радость и гордость человека, которые он испытывает, используя свои познания, применяя свою смекалку и вкус, создавая что-нибудь полезное и прочное. Бывают дни, когда я так ухожу в работу, что не замечаю, как бегут часы. Часто мне просто не хочется уходить из типографии, не доведя дела до конца.