Теперь страх занимал почти все сознание. Не мутил его, наоборот — обострял, делая каждую деталь, каждое слово особенно ярким.
— Я пришлю денег, Лер. Приезжай… в гости, — с трудом сказал Виктор. — Тут замечательно, цветочки скоро распустятся. Я тебе озера в лесу покажу, в театр сходим, — он невесело усмехнулся. — Приезжай ладно? Я за тебя очень… я скучаю.
Он достал сигарету из пачки и заметил, что рука мелко дрожит.
— Не могу, Вик, прости. У меня… учеба скоро, маме надо помогать и Оксане тоже. Им кроме меня никто цветочки не покажет и в театр не сводит.
— Тогда вместе приезжайте, тут… большой дом. Я уже… сходил куда надо, везде отметился, если ко мне приедет семья — ничего не случится. Пожалуйста, Лер. А я через несколько дней съезжу и разберусь… с дисками.
— А ты со своими предпочтениями разобрался? Я, знаешь ли, не очень хочу смотреть «Хостел», не люблю ужастики…
— Лер, ты думаешь я с тобой могу так поступить? — отбросив конспирацию спросил он.
— А ты что думаешь? К тому же… Вик, ты зовешь нас втроем, но спрашиваешь «могу ли я с тобой»… — Лера замолчала, и Виктор слышал только тихий шорох помех. — Прости, — наконец сказала она. — Я останусь здесь пока… пока не решится вопрос с… ты знаешь с чем. И на глухой хутор смотреть цветочки не поеду. Мы не поедем. Выздоравливай скорее, ладно? Мне очень тебя не хватает.
Она положила трубку не прощаясь.
Мартин молча выслушал все, что Виктор говорил в стену, и каждое слово обжигало горло яростью.
— Ты слышал?! — наконец обратился он к Мартину. — Ты слышал, этот выродок приперся ко мне домой угрожать моей сестре! Сколько дней прошло, как я его послал — он что, все это время утирался?!
«Я думал, ты все раздал перед тем, как ехать», — уточнил Мартин.
— Нет, не все. Ты что думаешь, так просто взять и вернуть всем поставщикам и распространителям всю дурь?! Но я, черт возьми, только поэтому до сих пор не сижу рядом с малолетними идиотами с которыми работал — я не зарывался, не хапал больше, чем мог реализовать, думал головой и сам не… почти не употреблял. У меня все отлажено, черт, как не вовремя…
«Но ты же когда ввязывался во все это чем-то думал. Ты же приперся с криками, что ты Бог и тебе все можно. Под этим же было что-то кроме ироничного цитирования пьески Мари? Так расскажи мне, дорогой друг, какой у тебя был план на такой случай?»
— Не было никакого плана. Мне еще шестнадцати не исполнилось, у меня была дырка в башке, в которую ветер задувал и самомнение размером с дом, — обреченно признался он. — Нужны были деньги, моя полоумная мамочка развела вокруг полную разруху, Лера еду в магазинах воровала…
«Слушай, давай опустим эту часть, — попросил Мартин. — Если любого малолетнего барыгу, сегодня, десять лет назад и через десять лет, поднять среди ночи и спросить на кой он в это ввязался, он скажет вот именно это. Буди Нику, отстегивайся, и поехали разбираться с твоими друзьями».
Виктор только кивнул и открыл дверь.
— Ника! Ника, солнце мое, принеси мне ключ! Ника, чтоб тебя!
Дверь спальни открылась и она появилась на пороге — мутная растрепанная тень на фоне черноты позади.
— Нашли убийцу? — хрипло спросила она, делая шаг вперед. Она куталась в свитер и сонно щурилась на белый свет в ванной.
— Нет, черт возьми, Дмитрий приперся угрожать Лере, — выдохнул он. — Принеси ключ, хорошо? Мы возвращаемся.
— Так убийцу не нашли? — спросила Ника, склонив голову к плечу.
— Какая тебе разница?! Ты слышала, что я сказал?!
«А вот сейчас тебе лучше бы заткнуться», — заметил Мартин, отчетливо понимая, что совет опоздал.
— Единственно правильные слова… облегчение… — пробормотала она, а потом подняла глаза. — Слышала. Тебе страшно. Кто-то, кого ты любишь, заперт там, где ты не можешь достать, — Ника сделала шаг назад, — и кто-то жестокий, на кого ты не можешь повлиять, может заставить того, кого ты любишь, страдать. Верно?
— Ника… — прошептал он, и слово отозвалось болезненным, мучительным осознанием.
— Ты сказал отдать ключ только если найдут убийцу. Когда Лера позвонит и скажет, что можно вернуться, — на темно-сером силуэте дрогнула черная черточка улыбки. — Я слышала, она не хочет ехать. Я слышала, она отказалась, когда ты предложил приехать.
— Ты паршивая, злобная сука… — выдохнул он, бесполезно дернув цепь.
— Я делаю, как ты мне сказал. Как ты меня научил, — ее голос был таким же бесцветным, как и всегда. Ни одной нотки торжества, истерики или злорадства в нем не слышалось, и от этого было только страшнее.