— Смотри, — усмехнулся он.
Подошел к холодильнику, открыл морозилку и начал аккуратно складывать содержимое на пол. Потом взял с холодильника молоток и аккуратно ударил по наледи на задней стенке. Вытащил сверток из ледяного крошева, закрыл морозилку, открыл холодильник, провел кончиком пальца по резиновой прокладке на дверце. Аккуратно отогнул ее и вытащил еще один сверток — уже и длиннее остальных.
— Так вот почему дверца через раз закрывается, — усмехнулась она. — Ты же знаешь, сколько лет тюрьмы у тебя в карманах?
— Если за мной придут — сожру это все и умру счастливым, — обнадежил ее Виктор. — Хочешь с тобой поделюсь?
Он остановился в коридоре и обернулся к Нике, скользнув равнодушным взглядом по ее лицу. А потом, улыбнувшись, притянул к себе, запустил пальцы в ее волосы. Постоял несколько секунд, пытаясь разглядеть хоть какие-то эмоции, а потом наклонился и поцеловал. Так он тоже старался не делать, но сегодня все пошло прахом, все планы, все устремления. Кружево лжи, которое он так старательно выплетал, оказалось изорвано пулеметной очередью, и теперь лишь его грязные края слабо колыхались на ветру.
Она не сопротивлялась, но и не отвечала на поцелуй, а ее губы оставались холодными и сухими. Словно он целовал труп.
Когда-то, тысячу жизней назад он думал о том же, целуя Ришу перед разлукой. Но она ожила в его объятиях.
Виктор знал, что может легко заставить Нику отвечать. Знал, что может сорвать с нее платье и разложить ее прямо здесь, на полу, и она тоже не станет сопротивляться.
Знал, что и тогда сможет заставить ее отвечать, и отвечать ему, а не Мартину.
Он знал это, потому что делал так не раз. И ни разу это не принесло ему ни счастья, ни покоя, только глухую злость.
Если бы она сопротивлялась, кричала, ненавидела его, боялась — он пил бы эту боль и был бы счастлив хотя бы в эти минуты. И ненавидел бы себя потом. Но ей было все равно — она даже не отводила взгляда. Поэтому он ненавидел ее в эти минуты и был благодарен ей потом. Впрочем, это не мешало ему себя ненавидеть.
— А можно мне прямо сейчас и умереть счастливой? — бесцветно спросила она, когда он отстранился.
— А как же твой Милорд?
— And if you cut yourself, you will think you're happy, — тихо пропела она.
— And if you save yourself, you will make him happy, — почти неслышно пробормотал он в ответ, опускаясь на колени перед розеткой.
Он вытащил вилку, отбросил провод — он вел в неработающий удлинитель в соседней комнате, в который была подключена неработающая лампа. Аккуратно снял лицевую панель.
Замер, а потом медленно поднял на Нику наливающиеся кровью глаза:
— Где?!
Она, не меняясь в лице, подняла руки:
— Мне откуда знать. Я этим не развлекаюсь. И мне бы в голову не пришло, что там тайник.
— Твою мать! Я достану этого ублюдка из его проклятой норы и заставлю смотреть, как перережу целый детский лагерь, если не найду… черт, я же сам его запер! Проклятье! Проклятье!
Он обернулся к Нике, которая все еще не проявляла ни малейших признаков беспокойства:
— Куда он перепрятал сверток?
— Я не знаю, он ничего мне не сказал. Ты же знаешь, он умный и осторожный. Если действительно он перепрятал — мне бы в последнюю очередь сказал.
Ему хотелось взять ее за волосы и выбить ответы, или хотя бы стереть это отстраненное выражение с ее лица.
Но он знал, что она права. Ника даже не догадывалась, насколько — если бы где-то и существовал влюбленный в нее Милорд, который мог сделать глупость, было бы легче. Но был только Мартин, лисьи повадки которого Виктор слишком хорошо знал. Он не просто заметал хвостом следы — он их вовсе не оставлял.
— Твою мать!..
— Я знаю, где, — вдруг раздался за спиной Виктора голос, от которого у него дыбом встали волосы на затылке.
— Где? — прохрипел он, оборачиваясь.
Оксана стояла к нему почти вплотную и смотрела в сверху вниз. Виктор старался не смотреть на ее лицо, но к горлу неотвратимо подкатывала тошнота.
— Где?! — настойчивее повторил он, поднимаясь.
Она была невысокой, как Лера, но с легкой, болезненно-рыхлой полнотой. И цвет ее глаз похож на Лерин — такой же темный, словно крепкий чай, но глаза у нее были маленькими и глубоко посаженными. А ее волосы, от природы светлые, могли бы быть похожи на его собственные, но были слишком тонкими и жесткими. Широкий нос, бесформенные полные губы — Виктор часто пытался убеждать себя, что младшая сестра не похожа ни на кого из их семьи, но это было не так.