— Правду. Скажи, что он пришел с парковки весь в крови, надел пиджак и молчал до самого дома.
— Как он руку умудрился порезать?
— Когда доставал бритву.
Ника ходила по комнате, комкая в руках окровавленную рубашку, чтобы скрыть нарастающую дрожь. Мартин сидел на краю кровати и растерянно смотрел на нее снизу вверх. Он впервые видел такое яркое проявление ее эмоций.
— То есть он место преступления своей кровью заляпал?!
— Прошел дождь, может все смыло. Да и порез пустяковый. Но я надеюсь, что…
— Да чтоб тебя! — вдруг выкрикнула она, швыряя рубашку ему в лицо. — Вы двое так заигрались в свои ублюдочные игры, что совершенно забыли, что вокруг есть еще люди! Я, твою мать, просидела на ступеньках несколько часов и меня после закрытия дворник прогнал! Дворник, слышишь, будто я бродячая кошка, которая им на мрамор нагадит! Я думала, ты умер! Думала, тебя забрали! Ты же мне врешь и хочешь, чтобы я ему врала!
Мартин молчал. Ему хотелось признаться, рассказать, что вчера произошло. Исповедаться, уместив в слова совершенное преступление, выбросить его в воздух и позволить раствориться. Рассказать, что на самом деле сделал Виктор и что в этот момент делал сам Мартин, и почему Мари так горько рыдала в кресле.
Почему он уверен, что совершил убийство, и почему от этого никогда не отмыться.
Но это означало бы сделать случившееся бессмысленным. И Мартин не говорил ни слова.
Ника вдруг села на пол, прислонилась спиной к ножке кровати, взмахнула руками и закрыла глаза.
— «Убей меня». «Возьми нож, вырежи букву у меня на спине, нет, поглубже, помедленнее, нет, смотри в глаза в зеркале, а теперь мы с ним поменяемся местами», — монотонно заговорила она. — «Убей меня, я страдаю». «Не убивай нас, иначе заставлю его страдать». «Соври ему», «соври мне». Я просто хотела помочь парнишке с умирающей собачкой. Теперь сижу здесь и выслушиваю от тебя… Он мне выбил зуб и вывихнул по одному четыре пальца. Я не могла карандаш держать полгода, думала больше не смогу рисовать. И сейчас ты просишь ему врать. Как на счет убить меня, а, Мартин? Я знаю, где у него еще лезвия.
Он молча разглядывал частые темные пятна на рубашке и выступающие свежие — на бинте, которым была замотана его ладонь.
…
Виктор потерял сознание на парковке. Мартин пришел в себя на асфальте за внедорожником, в луже ледяной дождевой воды. С трудом встал, добрел до театра, долго искал Нику — она пряталась от дождя под крыльцом черного входа, держа на коленях сложенный пиджак. Мартину пришлось переодеть рубашку задом наперед и надеть пиджак, чтобы спрятать пятна крови.
— Он убил ее, да? — спросила она, дергая пуговицу на своей манжете.
— Да, — спокойно ответил Мартин.
— Почему тогда ты не рядом с трупом? Я думала… ты сделаешь все, чтобы его поймали.
— Милая, — вздохнул он, — если бы я знал, где сейчас труп — обязательно сидел бы рядом и еще хохотал злодейски, чтобы меня точно заметили. Но трупа, черт возьми, нигде нет. И милиции до сих пор нет. Я могу попробовать сдаться, но его скорее всего отпустят. А мстить он будет тебе.
Потом они долго искали в темноте портмоне — у Виктора в карманах, кроме пары номерков и зажигалки, ничего не было. Даже мелочи на электричку не нашлось.
До дома они добрались с первыми лучами рассвета.
…
Мартин представлял, что думает о нем Ника. Представлял, что будет делать Виктор, когда очнется, и ему было мерзко. А еще он чувствовал себя полным идиотом — его жизнь превращалась в череду нелепой, гротескной лжи и абсурдных случайностей. Виктор из беспомощного ребенка превратился сначала в озлобленного подростка, затем — в хладнокровного социопата, а потом умудрился за несколько лет полностью потерять над собой контроль. Мартин вспоминал убийство Мари — расчетливое, спланированное, поставленное как совершенная пьеса в ее честь. А вчера тот же человек, не помня себя, бросился на парковку убивать девушку, которую видел впервые в жизни.
Риша, которую Мартин всю жизнь защищал и берег, сбежала от него, бросив годы теплой дружбы и любви на подоконнике.
Ее мать, из-за чьего прошлого жизнь Вика когда-то превратилась в ад, оказалась завравшейся деревенской сумасшедшей.
А теперь Ника, девушка, которую Мартин почти не знал, обвиняла его в жестокости, презирала его, и была не так уж неправа.
— Я пытаюсь все исправить, — наконец ответил он. — Я не могу… если буду с тобой откровенен — он все узнает и ничего не выйдет.