Олен скрипнул зубами и отвернулся. Дверь в палату открылась, вошла медсестра, поругала обмотанного, приказала лежать, включила визор и вышла.
- Выключи, - попросил Олен. - Там все равно только эти...
- Нельзя, - шепотом сказал безрукий, - у нас теперь обязательный шестичасовой выпуск новостей. Приказ по стране, смотреть всем и радоваться.
- Чему? - удивился Олен.
- Победе, чему же еще, - пробурчал со своей койки обмотанный.
- Разве мы победили? - удивился еще больше Олен.
- Победила справедливость, - ответил обмотанный. - Так вчера сказали. Молчать и рукоплескать.
В визоре на фоне полуразрушенного города за голографической трибуной стоял человек в ярко-голубом скафандре с откинутым забралом. Лицо его выражало крайнюю степень просветления и радости, Олен вгляделся и узнал одного из пришельцев, мелькавшего на всех континентальных каналах до вторжения.
- ...бесконечность, - вещал пришелец. - В этом слове все, все, чего мы добились вместе с славным народом Ръсьбии. Бесконечная любовь к свободолюбивому и непокорившемуся невзгодам населению этой маленькой страны, та самая любовь, которую могут принести только такие существа, как мы. Сегодня мы слились воедино с этим народом и вместе празднуем победу справедливости, победу воли и победу единства! Счастья вам, свободный народ Ръсьбии, ликуйте, население Славии!
Невидимая толпа зашлась в экстазе бурных оваций, Олен поперхнулся и сказал обмотанному:
- Выключи.
- Нельзя, - ответил тот.
- Но мы же не там, - возмутился Олен. - Они в Славии, мы - за линией фронта.
- А нету линии фронта, - зашелся в истерическом смехе безрукий солдат. - Нету, совсем! Линия фронта есть, когда по обеим сторонам войска. А у нас куда не кинь - везде они. Прилетели, аки ангелы на сверкающих колесницах. Принесли с собой огонь и пролили его на землю. И треть вод стала полынью, и треть земель покрылось кровью младенцев. Апокалипсис, брат.
- Ты чего! - вскочил вдруг обмотанный. - Грешишь чего! Имя божье чего упоминаешь! Грехи людские ангелам приписываешь чего!
- А того, - кинулся к нему безрукий, - что бога нет! Где ваш бог-то? Они теперь - боги, эти вот, - и он мотнул головой в сторону визора. - Карают и милостыню шлют! Города во имя свободы бомбят! У них сила, у них правда, в них верят. В тебя вот верят? И в меня - нет. А ты на толпу посмотри, что по визору каждый вечер - верят. И кто теперь наш бог? Он!
И ткнул культей в визор, прямо в центр продолжавшего речь пришельца.
- Завтра на него молиться станут, - пробормотал вдруг Олен.
- Да, - еле слышно сказал безрукий. - Те, кто на площади - завтра. Послезавтра -город визорами обвесят, и вся Славия ниц упадет. А там, глядишь, Ръсьбии черед. На коленях поползут, за едой и за свободой, и выслуживаться будут, и сапоги лизать...
- Нет! - взревел обмотанный. - Не все!
- А кто против -тех туда, - и солдат снова мотнул головой в сторону визора, - маленькими буквами, бегущей строкой...
Олен вгляделся в бегущую строку, по которой еле различимыми буквами на бешенной скорости неслось "...в результате бомбардировок... провинции Горино... сопутствующие потери в количестве 632 раненными и 128 погибшими..." В ноздри ударил появившийся откуда-то запах горелого дерева и горячей бетонной пыли, внезапная тошнота подкатила к горлу, он вскочил на ноги и понесся к выходу из палаты - на свежий воздух.
Но далеко не убежал, коридор был заблокирован каталками, их из последних сил толкали мокрые от пота медсестры. Олен попытался было проскользнуть, но его дернул за рукав и развернул к себе молодой доктор в белом, покрытом красными пятнами, халате, гаркнул "Ходячий?" и в ответ на утвердительный кивок толкнул каталку и приказал "В операционную, срочно!"
Олен, толкал каталку перед собой, и внутри него было абсолютно пусто, ни мыслей, ни эмоций. Словно смысл жизни теперь только в этом действии - катить тележку в операционную, и как только он ее найдет, закончится и смысл, и сама жизнь.
Потом, в какой-то момент, когда Олен уже почти сошел с ума, каталку выдернули из рук, толстая некрасивая молодая женщина прокричала что-то, и он пришел в себя.
- ...случилось? - выдавил сквозь непослушные губы, но медсестра уже затолкала каталку за дверь.
- Налет, - подсказал кто-то невидимый.
Олен обернулся и увидел девочку, маленькую, лет десяти, девочка волокла по полу грязную бежевую детскую сумочку, и остановилась, как только остановился он.
- Что? - не понял он. - Что ты сказала?
- На поезд. Налет, - повторила девочка.