Почти, потому что остается музыка, льющаяся из динамиков, долбаные девяностые. Песня зарубежной певицы остаётся со мной, словно якорь, за который я должен зацепиться и не отъехать.
Сквозь слипшиеся от слез ресницы я отстраненно смотрю на перекореженную груду металла, которая всего лишь короткий миг назад была автомобилем, вижу то, что осталось от родителей. Кровь повсюду: на смятом металле, на отбойнике и асфальте. Блестят осколки разбитого стекла... Всхлип брата еле различим сквозь нескончаемую песню Си Си Кэтч, бодрый темп которой звучит сейчас чудовищно неуместно.
Я прикрываю отяжелевшие веки, чувствуя облегчение.
Живой...
Открыв глаза, я прихожу в себя и спешно вытираю испарину со лба. Твою мать, вот это переключился... Лучше бы и дальше о Мишиной киске думал, честное слово...
- Охуеть, он кринжа навалил. - Слышится голос в стороне.
С недоумением поворачиваюсь вправо, и темные пятна потихоньку приобретают очертания. Ко мне вальяжной походкой приближается компания одноклассников, хихикая и разглядывая меня с издевательским выражением на лицах.
Не понял. Когда они успели так осмелеть? Может, это галлюцинации?
- Додик, ты выглядишь так, будто выполз из преисподней, - ржет тот самый парень, которому я слегка подправил хронический ринит. Кирилл, кажется.
А. Ясно. Меня опять перепутали с братом. На мне нет очков, и я мотал указательными пальцами. Ну рядом с Егором-то они, конечно, все ходят воспрянутые духом.
Интересно, сколько за ними историй, о которых я не знаю, и которые мой миролюбивый брат не рассказывал? Немало, судя по их наглому поведнию.
Хотя один тощий лох постоянно озирается, как будто боится кого-то увидеть. Уж не Савву ли? Меня, то есть. Прикол.
- Малыш, ты куда-то поступил? Или в дурку поедешь сразу после выпускного? - спрашивает другой парень. Хоть убейте, не помню ни имени, ни фамилии.
За их спинами слышится девчачье хихиканье. Они все ржут, пока я молча стою, с легким интересом разглядывая это отребье.
- Да вслед за своим милым братиком. Обдрачивать матрас на больничной койке. Таких в смирительных рубашках держат.
Опять гвалт смеха. Похлопывания по плечам, как благодарность за хорошую шутку.
Мда. Неужели, это реально смешно? Чувством юмора я никогда не отличался, может, только если черным. Но это даже не забавно. Это уныло. Как будто кучка опущенных людей напоследок решила как-то стряхнуть с себя тлен неудачников, чтобы оставить так называемое "последнее слово".
Я уже знаю, что это будет скучное "прости". Но они пока не догадываются. Куражатся.
- Эй, ты чучело ебаное. С тобой говорят. - У Кирюши даже грудь колесом забавно выгнулась. Он театрально поигрывает в руке какой-то дешманской цепью. - У вас там пополнение в семье, смотрю. Бобренка приютили?
- Ха-ха-ха!
- Ну ты мочишь!
Черная вязкая тьма начинает обволакивать меня от самых пяток и до верха, выжигая во мне любое малейшее чувство жалости. Мне кажется, что мои конечности и внутренние органы становятся холодными, как будто вкованными в куски льда.
"Да раздави ты его уже", - раздается знакомый злобный голос в голове. Моя тьма хочет крови. Здесь и сейчас. Немедленно.
Но я не тороплюсь, бесстрастно рассматриваю одноклассника, препарируя взглядом.
- Братишка твой давно ее раком ставит? Наверное, в тот же день начал, как познакомился. Ха-ха. - Лицо напротив довольно кривится от собственной шутки. - А тебе перепадает? Ну, скажи по секрету. Какого хуя молчишь? Ты немой, что ли еще, ко всему? Вроде слышал, как блеешь иногда на уроках.
Мое молчание раздражает его еще больше. Они все распаляются. А я...
Черт его знает. Я не жду какой-то отмашки или последней капли. Я спокоен. Я уже знаю, что буду с ним делать. И с другими. С каждым улыбающимся лицом, которое в данную минуту пытается опустить моего брата или Мишу.