Кто бы мог предположить, что моя маленькая хитрость вызовет подобное словоизвержение? Следовало побыстрее выбраться из самим же мною вырытой ямы, иначе придется до самого обеда выслушивать суждения спортсмена с неудовлетворенным самолюбием.
— Разве занятия спортом не обязательны?
— Слава богу, только до определенного возраста. Попробуй представить полковника Дрейманиса на ковре… Но и ему приходится регулярно являться в тир и посылать все пули за молоком. Словно бы это предохраняет его мозги от склероза… — завершая рассуждение, Козлов навинтил колпачок на термос и убрал остатки кофе в сейф. Затем снова повернулся ко мне: — Ну, что на душе? Пришел показать очередное бессмертное сочинение о славных милицейских буднях?
Трудно было понять, куда обращено острие его иронии. На всякий случай я повернул разговор в нужное мне русло:
— Немедленно сажусь за письменный стол, как только ты расскажешь, кто напал на Лигиту Гулбе.
— Боюсь, что твоим читателям придется еще долго ждать.
— Серьезно, Саша, как далеко вы продвинулись?
Козлов и на самом деле посерьезнел.
— Пока — ни на шаг. Если не считать, что выяснили, кто на этот раз остается вне подозрений. — Видя мое недоумение, он пояснил: — Я не о тебе, себе или о миллионах других мужчин, а о потенциальных насильниках. Согласись, мелкий карманник ведь не станет грабить сберкассу, не нападет на инкассатора? Ну так вот, нам известны все в республике, судимые за изнасилование или применение оружия. С твоей точки зрения это, может быть, звучит примитивно и неинтересно, но не забудь, что старший брат рутины — опыт, а он, в свою очередь, когда-то возник из смелого поиска.
И что он сегодня так разговорился? Не собирается ли задурить мне голову общеизвестными истинами, чтобы не пришлось признать свою неудачу?
— Короче говоря? — довольно грубо прервал я его.
— Короче говоря — пока ничего. Но стоило бы когда-нибудь написать о том, какое множество усилий кроется за таким вот отрицательным результатом. Даже при той громадной экономии времени, какую дает вычислительная машина. Ее данные ведь нуждаются еще и в оперативной проверке.
— В таком случае, зачем она вообще?
Козлов широко зевнул.
— Ты опять не так понял. Проверять надо не информацию машины, а людей. Например: двое уже вернулись из мест заключения. Где они сейчас, чем занимались позавчера? Другие, по нашим данным, еще находятся в заключении, и все же надо навести справки — не ударились ли в бега. Да не жалко времени, если бы возникла хоть какая-нибудь зацепка…
— Чего же мы ждем? — спросил я, словно само собой разумелось, что я последую за ним.
— Художника, — кратко ответил Козлов и погрузился в раздумья.
Если, как говорят, терпеливое ожидание является в милицейской работе залогом успеха, то майор Козлов несомненно заслуживал гроссмейстерского титула. Он умел ждать так мастерски, что, кажется, даже получал от этого немалое удовольствие. Вглядевшись, я понял, что он, следуя принципам йогов, ушел в себя и полностью отключился от внешнего мира, забыв, наверное, и о моем присутствии и о моих неприятных вопросах.
Никто еще не подсчитал, какая часть человеческой жизни тратится на ожидание — в очередях и приемных, на остановках и с телефонной трубкой в руке, на углах, где назначаются свидания, и в столовых. Иной до самой смерти так и не дождется давно ожидаемой доброй вести. Майор умел превратить это мучительное убивание времени в отдых.
Я же, наоборот, нервничал, хотя мне спешить было некуда. Считал секунды и минуты, уходившие без возврата. Из них постепенно могли сложиться часы, которым можно было бы найти куда лучшее применение: сделать все то, что я давно собирался и никогда так и не сделаю, ссылаясь на недостаток времени и обвиняя в нем других. В конце концов, — пытался я утешить себя, — мир не погибнет, если мой очерк появится на день или неделю позже. Но вот как может примириться с подобной бездеятельностью Козлов?
Майор вышел из транса так же неожиданно, как впал в него. В комнате, кроме нас, вдруг оказался паренек в поношенных джинсах и ковбойке, появление которого я непонятным образом прозевал. Без лишних слов парень бросил на стол Козлова папку с рисунками.
— Вариантов много… как обычно. Вопрос правильного выбора… может быть. Пусть посмотрит товарищ… или гражданин. Тогда сделаю портрет… окончательно.